Свои несостоявшиеся мечты к общему людскому горю Нелька присовокупила тоскливой фразой: «А я такие планы строила по поводу приобретения собственной квартиры, теперь если только на угол соберу…». Пока баба Варя судорожно прокручивала в голове свои сбережения, Нелька вышла на балкон. Здесь ей никто не мешал осознать народное выражение «набитая дура!». Сколько раз говорили ей, что деньги нужно хранить дома, но она делала все наоборот. Собственно говоря, и вся Нелькина жизнь складывалась наоборот. Облокотившись на перила балкона, она безучастно наблюдала за происходящим во дворе. Марья Изотовна, погрузившись в позиционную войну со Шмелевым, припадочно размахивала перед его носом белым платком. Это было похоже на капитуляцию. Тряся платком, она исповедалась Шмелеву, что на днях хотела приобрести комод и что ее вера в человечество умерла со смертью Сталина. Мелкие ссоры еще недавно непримиримых супостатов растворились в общем народном горе. А звуковая дорожка посылала в эфир мелодию с издевательски оптимистическими словами: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди… вся жизнь впереди, надейся и жди», – звучало, как всегда, из окна на первом этаже.
На фоне песни обитатели двора выглядели карикатурно. И лишь Никитка с Ленькой, по-ребячьи соскучившись друг по другу, до одури гоняли мяч. Подача Леньки завершилась прямым попаданием в «музыкальное» окно. Оттуда выглянула девочка.
– Нельзя поаккуратнее, – грациозно обратилась она к ошалевшему от страха Никитке.
– Конечно, можно, – извиняясь за Никитку, ответил Ленька.
Позже, укладываясь спать, Никитка спросил:
– Бабуль, а ведь раньше на первом этаже никакой Лены не было?
С этого момента, уезжая на далекий север, Никитка увозил с собой часть южного дворика и нежно-грациозный облик Лены.
Дефолт коснулся всех. Кого-то в большей, кого-то в меньшей степени, в зависимости от суммы сбережений. У людей рушились планы, многие были разорены. Жизнь дворика переместилась в очередь сберкасс. Чудовищно сложившаяся ситуация пошла на благо лишь Нельке. Нужда и полный материальный крах вынудили ее вернуться к Женьке. Через два года у них родился мальчик.
– Если можно было назвать его Дефолтом, я бы назвала, – шутила Нелька. Но мальчика нарекли Аликом. Женька мечтал о девочке и нежно называл сына Алькой.
Вместе с дефолтом в дворик ворвался свободный рынок. Для Даши он начался намного раньше. Она уже полгода, открыв визу, ездила в Венгрию и Польшу, привозила оттуда дешевые тряпки и наводняла ими дворик – вместо молока.
Погремушкин, глядя на Дашу, начал тоже приторговывать барахлом и предлагал кольца с сомнительными изумрудами. Шмелев, в свою очередь, глядя на Дашу с Погремушкиным, стал по утрам и вечерам таскать неподъемные тюки, о содержимом которых можно было только догадываться. А жвачки теперь было валом. Она была всюду, поэтому интерес к ней у Леньки с Никиткой вскоре