Атомные в ремонте. Евгений Михайлович Сидоров

пригласили нас пообедать, очень вкусно накормили, посадили в вертолет и отправили в Северодвинск. Егоров был тронут этим вниманием, и его благодарность излилась на нас с Захаровым. Прямо с вертолета он отвез нас в ресторан. Называвшийся по фамилии директора «Эйдельман». Там он угостил нас «старшим лейтенантом», то есть коньяком «три звездочки», и искусно приготовленным блюдом из трески. Затем он распорядился, чтобы нам выдали специальные пропуска на завод – «директорские вездеходы». Это был весьма ценный подарок, так как оформление пропуска было длительной процедурой. В разные цеха выписывались отдельные пропуска, а были и такие участки, куда пропуска вообще не выдавались. «Вездеход» экономил мне массу времени в течение восьми лет.

      Завершив в Северодвинске свои дела, я вернулся в Москву.

      Через месяц мы снова поехали на Север, проверять ход выполнения намеченных мероприятий, только вместо Прокофьева был его заместитель Евгений Матвеевич Сморчков. Он в 1946 году был командиром подводной лодки «ТС-1», на которой я три месяца плавал на курсантской практике.

      Опять я жил на переоборудуемых кораблях. На этот раз я больше бывал на эсминце «Отчетливый», который должен был давать лодкам пар высокой чистоты, бидистиллят в больших количествах и сорбенты. Переоборудование было большое и планировалось его закончить к весне. Жалко было смотреть, как прекрасный боевой корабль превращался во вспомогательное судно. Это было звеном в цепи событий, направленных на свертывание

      надводного флота в соответствии с недальновидными взглядами Н.С.Хрущева, считавшего, что с развитием ракет и авиации флот свое отживает. Крайняя нужда в артиллерийских кораблях успела появиться еще во времена его правления, и он при посещении Северного флота в 1962 году с невинным видом заявил: «А кто сказал, что надводные корабли не нужны?»

      Командир эсминца «Отчетливый», капитан 3-го ранга Евгений Михайлович Дьягольченко считался на эскадре не просто перспективным командиром, а выдающимся мастером своего дела. Ему прочили большое будущее, а он превращался в командира вспомогательного судна. Впоследствии он командовал дивизионом этих судов, очень тосковал и, не дожив до 40 лет, умер от гриппа.

      За месяц было сделано немало, но складывалось впечатление, что к сроку исполнители работ не поспевают. Сморчков имел резкий разговор с Рассохо, после чего дал Головко шифровку в тревожных тонах. Дежурный по шифропосту предусмотрел экземпляр телеграммы для Главкома, и тот наложил гневную резолюцию. Головко ворчал, плевался, называл Сморчкова «какой-то Сопляков», но вынужден был еще раз слетать на Север и всем «накрутить хвосты». После этого дела пошли форсированно, и мы, удовлетворенные, вернулись домой.

      В конце декабря Прокофьев опять собрал нашу комиссию и сказал, что Главком приказал нам встречать в базе подводные лодки и, если чего-нибудь не будет хватать, спрос будет с нас. Экзамен предстоял суровый, ведь на исправление недостатков