Поскольку в стакане была чистейшая чача, бедняга молчал, пытаясь вдохнуть.
‒ Вот видишь, немного подумал, и сказать-то нечего. Кушай вот лучше, потом ещё раз попытаешься.
Надо признать, что после чачи парень оказался вполне себе сносным, только немного утомлял всех сагами про свою командировку в Австрию. Впоследствии он стал художником, что естественно: такие картины нам расписывал в жанре натюрморта – залюбуешься! Никто ему всё равно не верил: слыханное ли дело – наш командировочный в их ресторанах ел! Да все мои тогдашние знакомые, кто попадал за рубеж, питались привезённым ржаным хлебом и супом из пакетов, который варили в раковине, опуская туда предусмотрительно захваченный кипятильник. Валюту на гостинцы берегли.
Вот вам показательный пример из жизни творческой интеллигенции. Лечу я с женой из-за границы. Жена распаковывает притыренные на приёме со шведского стола фрукты – перекусить. (Надо сказать, что это было повальное увлечение граждан «самой читающей страны». Со шведского стола – фрукты про запас, из туалета в номере – мыло и шампунь, из номера – тапочки). Рядом с нами сидит, прижимая к груди скрипку, девушка с одухотворённым лицом. Под глазами аристократическая синева – наверно ночи не спит, Паганини обыграть мечтает. Я в её сторону посмотреть боюсь – вдруг про Вагнера спросит? Что я, Кобзоном крыть буду? Тут аристократка духа поворачивается к жене и говорит: «Вам банан очень нужен? Можно я его съем? Мы со всем академическим оркестром уже вторые сутки голодаем, валюта кончилась».
Так о чём это я? Да о семинаре. Наутро меня посылают разузнать, что там на лекции объясняют, законспектировать и доложить суть. Делать нечего, набираю в чайник холодной воды, иду на лекцию. Народу, как ни странно, собралось порядочно. На первых рядах развалились мелкотравчатые клерки из банка «Менатеп», выставляя на всеобщее обозрение предмет роскоши – диктофон. (Это я сейчас знаю, что это был диктофон, а тогда недоумевал, чем это они в рот лектора тычат?).
Лектор заунывно учит нас вести бизнес в рамках приличия. Я пью из чайника холодную воду, выдавая её за горячий чай. Глаза слипаются, в желудке пакостно. Конспектировать в такой обстановке воспитание не позволяет.
Внезапно до меня доходит, что я слышу лекцию как будто с двух сторон одновременно. «Так, – думаю, – расплата прибыла». Начинаю тереть уши: говорят, если при оптических галлюцинациях нажать на глаз, можно понять, глюк это или нет – может, при слуховых растирание ушей поможет? Ничего не пропадает – видимо, реальность. Ага, вон радиоточка, из неё-то голос дуэтом и вещает. Я, хоть и выпивши, а остроты ума не потерял. Бегу обратно в номер к своим, расплёскивая воду из чайника.
‒ Братья! Не нужно никакого конспекта! И ходить никуда не нужно! По радио вся лекция транслируется, можно на кровати слушать, – говорю я и включаю радио погромче.
Однако моё открытие сонных друзей не обрадовало.
‒ Тебе было сказано прослушать и доложить суть, вот иди к себе в номер и слушай, вечером