Гуга, как и большинство запутавшихся сынов Отечества, глушил непрошенную тоску и взрывы неконтролируемого гнева водкой. Пил по-чёрному. Закончилось это плохо – в пьяной драке закипела цыганская кровь, и он убил человека. Получил пять лет. А после поданной апелляции весы Фемиды качнулись в ненужную сторону – плюс год к сроку и строгий режим.
Тюрьма осталась с ним татуировками-памятками, горечью уставшей на дне стакана души и вросшей намертво кличкой – Цыган.
Он вернулся домой. Небольшой городок одинаково крепко помнил плохое и хорошее. Семёна взяли на фабрику возить на самосвале руду. Родственники свели с разведёнкой. Баба как баба. Но не сложилось у них. Может, потому что не получилось детей. Кто знает? Помыкались и разбежались.
Ещё не старый мужик остался один. От упрёков близких и чтобы с глаз долой, перебрался в ближний посёлок. Купил небольшой домик. Завёл хозяйство: огород, двух коз, кур, кота Сиплого. А спустя несколько лет – подержанную машину. Зимой возил в город молоко на продажу… Заботы смирили с судьбой.
Когда Ванька появился на фабрике, только отдел кадров знал, сколько Гуге лет. Сухой, волосы – соль с перцем, чёрные усы щёткой под унылым носом и скептично поджатые губы – он избегал откровений, жил в тени своих мыслей и воспоминаний.
Оживал, когда совпадали их с парнишкой смены. Душа старого волка мягчела от прямодушия и юношеской уверенности пацана. Старался не особенно лезть на глаза, этим и обращал на себя внимание. Но мальцу до поры было по барабану…
Уже на подъезде к своему городу Иван вспомнил, как, отслужив год в армии, вернулся на фабрику и не застал там дядьку Семёна. Цыган умер от инфаркта на руле старенькой "Волги", как раз на пересечении улиц Свободы и Энтузиастов.
– Приехали! – крикнул водитель.
– Спасибо, дядя Семён, – неожиданно для себя вполголоса проговорил Иван, покидая автобус.
Штырь
Штырю старый ретривер по кличке Лето достался от невестки. Та допрыгалась с парашютом и повредила позвоночник. Теперь может натягивать тент на свою коляску в дождливую погоду и представлять, как парит над базальтом безлюдной Исландии. Или куда там её ещё чёрт заносил.
Штырь привык быть один. Прозвище ему дала давным-давно дворовая шпана. Может за высокий рост и худобу. Может за упрямое сопротивление земле согнуть деда.
Раньше своё время старик проводил в пустующей комнате сына. Сделал себе верстак. И натянув увеличительную линзу на левый глаз, целыми днями паял разноцветные проводки и выпиливал диковинные метизы.
Соседей не беспокоил. Квартиру оплачивал исправно… А потом появилась Лето.
– Какой дурак вообще мог дать такую кличку собаке? Хоть у этих породистых в их собачьем паспорте и не такое прочитаешь… Тьфу ты!
Пёске пусть и пошёл одиннадцатый год, а всё же она сохранила свойственную породе подвижность. Бывало и побегает, и взбрыкнёт. Ласковая и толковая. Старалась Штырю угодить: носила тапки и если подбирала куски на улице, то