Родиться в рубашке с серебряной ложкой во рту
– Нина Арсеновна, Ваш Давид с серебряной ложкой во рту родился. Такие родители уважаемые и такой талант! Не могу налюбоваться его коллекцией. Золотые руки у мальчика. Вы счастливица, голубушка! В следующем месяце будем выставляться в Тбилиси. Уже всё и со всеми оговорено.
– Ну-ну! Дай-то Бог! – легонько похлопав по колену, выразила признание гостю статная хозяйка дома.
Её волнистые волосы у висков, словно изморозью, прихватила ранняя седина. Лёгкая улыбка и лучистый взгляд глаз с восточным разрезом были обращены к сыну…
«На тебя, балбес, вся надежда была». Рука с бутылкой дрогнула и выплеснула часть содержимого на заваленный пластиковыми тарелками с остатками еды журнальный столик. Давид попытался стряхнуть жидкость с одеяла всё той же рукой и залил ещё больше.
Чертыхнувшись, поставил бутылку на пол, неловко вскочил, качаясь пошёл в ванную. За ним потянулась постель, сметая с грохотом стул, бутылку и весь мусор со стола на пол. Мужчина лягнул ногой воздух и стряхнул с себя остатки постели.
Он хотел помочиться и снять мокрую футболку. И только. Но на обратном пути зеркало его подловило. Теперь, опершись на край раковины руками, покачиваясь, он смотрел на заросшего чёрной щетиной молодого человека. На опухшие веки и одутловатое лицо.
Они познакомились, казалось, очень давно. Когда умерла мама. Сейчас сосед молчал. Даже казался тупым. А тогда…
Давид очнулся во второй половине дня. Солнце уже ушло за пределы террасы. Страшно хотелось пить. Но он не мог пошевелиться. Голова жила отдельной жизнью. Её налили свинцом и больше она ничего не вмещала. Больно было глазным яблокам, затылок жевало чудовище. По щекам текли слёзы.
– Вчера умерла мама, – прохрипел кто-то чужой. Левое плечо заломило. Давид на мгновение перестал дышать. Страх парализовал. Ужасно гримасничая, сквозь щёлку посмотрел на муть перед собой. Оттуда медленно вынырнула чья-то рожа. Взгляд ускользал, губы дёргались, но всё-таки этот кто-то был рядом.
– Ты кто? – произнёс тот же голос.
– Значит, это я говорю. Но это не только не утешило, а ещё больше напугало.
Мужик вроде как прислушался. И вдруг открыл заросшее дупло рта и спокойно проговорил: "Ты помолчи, а то хуже будет. На вот, попей!"
Об иссохшие стенки пищевода звонко ударила холодная струя рассола. Давид тогда обмочился. Впервые…
Он рос в красивом и богатом грузинском доме у пологого склона горы, возле мелкой горной речки. Папа был дипломатом. Когда Давиду исполнилось чуть больше четырёх, отец не вернулся из командировки. Мама плакала, ходила к батюшке. Через неделю собрала чемодан, закрыла дом, и они на старом «гольфе» уехали к бабушке в горное село. Сын не спрашивал, а мама и бабо не говорили, что случилось. В семье не привыкли болтать лишнее.
Мальчик пошёл в школу там же, в деревне. В классе было четыре ученика. Он пятый. Молодой учитель не стремился удрать