Виолетта встала. Выпрямилась. Развела руки в стороны. Растопырила пальцы звездами и запела:
– Der Hölle Rache kocht in meinem Herzen, Tod und Verzweiflung, Tod und Verzweiflung flammet…14
Максим подпрыгнул, будто над ухом взорвалась сотня хлопушек:
– Предупреждать надо!
Сердце бухало на два форте. Звуковой поток прошелся дрожью по телу. Кухня мгновенно показалась тесной, не вмещая оглушительные рулады.
Виолетта опустила руки:
– Извини.
– «Извини». Так заикой можно остаться.
Виолетта молчала.
– Ладно, – Максим на всякий случай отошел к окну. – О чем там поется?
– Царица ночи просит свою дочь убить Зарастро. – Виолетта набрала в легкие воздуха: – Ужасной местью сердце кровоточит, смерть и страданья воспламеняют Ночь! И если ты Зарастро не замочишь, то будешь ты отныне мне не дочь!
– Черт! Юданова! – Максим закрыл уши.
Виолетта рассмеялась:
– Шучу. Там немного другой перевод. А если кратко, то речь о мести.
– О мести? – Максим неожиданно зевнул и достал из кармана джинсов телефон. – Третий час ребусы разгадываем. Кому и за что мстить-то? Семенычу? Жабе Яковлевне? А больше я никого тут не знаю. – Он замолчал, вспомнив про Конкину, и задумчиво добавил себе под нос: – Придется замочить Виолетту Юданову. Мои барабанные перепонки точно на тебя зуб имеют.
– Дурак ты, Стрельцов, – Виолетта помрачнела. – Я пойду.
– Куда ты на ночь глядя? – Максим перехватил ее руку с сумкой: – Не обижайся. Ты клево поешь, правда. И вообще, давай думать, что за викторина?
Он взял письмо:
– Флигель у нас добротный! Арнольд Маркович говорил, до революции строили!
Максим цокнул языком:
«Причем тут флигель? Дурка полная. А имя мужика мне знакомо: бабка про него в детстве что-то говорила».
– Не знаешь, кто такой Арнольд Маркович?
– Нет, – Виолетта поежилась.
Максим продолжил читать, обращаясь к ней:
– Помнишь, мы с тобой писали викторину по операм?
– Можно мне какую-нибудь кофту?
– Сейчас, – он сбегал в свою комнату: – Держи.
– Спасибо, – Виолетта накинула свитер Максима на плечи и обмотала рукава вокруг шеи.
– Что за викторина?
– У меня до третьего курса тройка по «истории оперного искусства» стояла. Профессор Поляков считал, что пою неплохо, а вот в оперной драматургии не разбираюсь.
– Это как?
– Я с ним поспорила насчет Онегина, – Виолетта встала, подошла к окну и потянулась к форточке.
Максим опередил:
– Открыть?
– Да. Душно.
«То ей холодно, то душно», – он распахнул створку. Дождь закончился, и в кухню ворвалась ночная прохлада вместе с запахом мокрой листвы.
Виолетта