Мы все немного помолчали, а потом пришел проводник.
Я в двух словах объяснил ему суть возникшего конфликта. Парень взял мой билет, быстро глянул и кивнул.
– Я же вам сказал двадцать девятое, а вы сели на девятнадцатое, – объяснил он сумасшедшей бабке, – Ваше место дальше по проходу, – и махнул рукой в темноту.
Бабка пробурчала что-то неразборчиво, собралась за несколько секунд и исчезла словно и не было ее.
– Ты посмотри, даже не извинилась! – возмутилась женщина на соседнем сиденьи.
– Не берите в голову, – сказал Игнат. В голосе его отчетливо прозвучало облегчение.
– Надо же какая! – женщина помотала головой, – Как же все-таки хорошо, что она ушла.
– Не очень-то для тех, в чье купе она ушла, – я усмехнулся.
– Это да…
– А мы подумали, что вы с ней, – сказал Игнат.
– Что вы, не дай бог! – женщина снова закашлялась.
– Ясно. Вы тоже до Костромы?
– Я-то? Нет, мне до Нерехты… Не знаете, кстати, во сколько поезд в Нерехту приходит?
– Часа в четыре ночи, – ответил Игнат, – Вас разбудят.
– Ой, а я не буду ложиться, – смешно округлив глаза сказала женщина, – Страшно боюсь пропустить. Еду к сестре, она там уже три года живет. Давно зовет меня к себе, говорит хорошо в Нерехте. Особенно весной.
Игнат закивал энергично. Он тоже там бывал.
– Ой, я такая путешественница, – сказала женщина, – Вы даже не представляете где я еще вчера была!
– Где?
– В Риме! – с гордостью сказала женщина, – У меня там доча младшая учится.
– Здорово, – сказал я, – Мы с Игнатом вообще нигде не были.
– Я на Украине служил, – сказал Игнат.
– Ну ладно, – я зевнул, – надо стелиться.
Я был доволен, что все завершилось благополучно. Мне не терпелось приехать домой в Кострому и разбудить поцелуем сонную Зинку.
Последнее, что я слышал, засыпая на своей верхней полке был стук колес и деликатный кашель женщины, едущей из Рима в Нерехту.
Случилось это в конце марта двадцатого года.
И да, это ведь мы с Игнатом привезли коронавирус в Кострому. Точно вам говорю.
СУЕВЕРНЫЙ
Впереди, через двор, плотно заставленный машинами, замаячил знакомый облупленный кирпич дома. До рези в глазах хотелось в туалет, Петрович спешил. Он сошел с дорожки, перечеркивающей чахлый палисадник по диагонали, и перепрыгнул через зеркально блеснувшую лужу на тротуар, вымощенный прямоугольной плиткой с отбитыми краями. Петрович старался приземлиться ровно в центр плитки, чтобы не ступить на трещину, с утопленными в дождевой воде окурками. Он представил плюющуюся между плиток огненными языками смертоносную лаву, в груди захолодило.
Хоп!
Со стороны это, конечно, выглядело глупо, здоровенный бородатый мужик с разлетающимися крыльями полами плаща прыгает как ребенок,