– Простите, доктор. Работа полностью поглотила меня. – он усадил меня в темное резное кресло возле его почти невидимого под бумагами стола. – Лармана просила передать, что не успевает к вашему визиту. Мы очень извиняемся и оплатим вашу задержку как полагается.
Кивнув, я закинул ногу на ногу, осматривая кабинет. Зеленая кожа сиденья заскрипела подо мной¸ напоминая крик призывающего самку болотного хищника. Большую часть маленького того помещения занимала чертежная доска, сложная конструкция со множество рычажков, шестерней и зубцов, позволявших регулировать высоту и наклон, с двух сторон вытянувшая нависшие над бумагой, прикрытые черными железными абажурами лампы. Стол занял место у другой стены, правой стороной ткнувшись в широкий подоконник, уставленный растениями с яркими широкими листьями, поднимавшимися слишком высоко и не позволявшими в полной мере воспользоваться преимуществами естественного освещения. Организация кабинета в таком помещении казалась мне не самым лучшим выбором. Имея в прошлом общение с художниками, скульпторами и архитекторами, я бывал в их студиях и помнил общим для них обилие светлого простора, казавшегося мне необходимым и для труда инженера по причине не менее кропотливой работы с чертежами и книгами. Устроившийся напротив входной двери шкаф полнили широкие свитки разлинованной в красную мелкую клетку бумаги, внушительной величины книги с темными и тусклыми корешками, обязанные быть справочниками и энциклопедиями и множество перетянутых желтыми веревками распухших и едва не лопающихся от обилия содержимого папок. Слева от шкафа громоздились уродливые часы со странно вытянутым в ширину золотистым циферблатом, маятником для которых служили две белки, вцепившиеся в почти равную им по размерам шишку.
Все подобные задержки подвергались подробнейшему описанию в подписанном им договоре и, несмотря на то, что сам я считал небольшое и вполне привычное женское опоздание не таким уж и неприятным для себя, мне было приятно использовать эту слабость для своей выгоды.
– Я не устаю благодарить вас, доктор и вспоминаю в каждой молитве. После первого же вашего сеанса она стала намного покладистей, а прогулка и вовсе привела ее в восторг. – он склонился ко мне, бросил быстрый взор на стоявшего в дверном проеме Кабросса и превратил голос в тенистый шепот. – Она даже сделала кое-что особенное для меня и сказала, что это вы уговорили ее.
Улыбка моя допускала такую возможность.
– Следовало