Калмыков был отстранён от работы как сотрудничавший с белогвардейской прессой, Галавкин исключён из партии как бывший регент церковного хора и исполнявший отрывки из оперы Глинки «Жизнь за царя» (ныне – «Иван Сусанин»). Юрьев отстранён от управления отделом социального обеспечения за нарушения финансовой дисциплины и применение форм пособий, не предусмотренных законом. Скосырский заменён молодым врачом из-за большого количества смертных случаев во время эпидемий сыпного тифа и холеры. На их место были подобраны вполне лояльные квалифицированные люди.
Бороться с Сухановым было невозможно. Его надёжно прикрывало направление ЦК, которое не дадут первому попавшемуся. Его поддерживал однокурсник, секретарь обкома партии Ежов. Но главное было в том, что он логично обосновывал на принципиальной партийной основе свои действия, ставя их на обсуждение бюро, заставляя руководство делить с ним ответственность за возможные ошибки. Тем более что он сумел разоблачить многих белогвардейце, примазавшихся к низовому госаппарату и не прекративших своих мелко-враждебных действий: убийства из-за угла, предательства, диверсии. Всё это только больше объединяло народ вокруг партии и совдепов. Делегаты (а особенно делегатки) раскрывали враждебно настроенных людей, а Суханов передавал материал в ОГПУ, чем заслужил ещё большее доверие. Правда, Липкина и Рогачёв подозрительно отнеслись к однобокости его промахов, но скоро Липкина получила назначение в областное ОГПУ, а Рогачёв и Правдин были переведены в столицу Киркрая – Оренбург21. Заслуженное повышение.
Но Пастухов остался Пастуховым. Он только изменил тактику. Волк, побывавший в переделках, вырвавшийся из облавы тяжелораненым, не переставал быть волком, но научился уважать силу людей, противопоставляя ей свою осторожность.
Работу свою Пастухов строил продуманно тонко. Мстительность и злоба не застилали ему глаза. У него не было нервной торопливости. Он смотрел далеко вперёд.
Теперь «Одиночество» не угрожало ему.
В Москве он встретил двух антоновцев, не очень надёжно скрывавшихся в пёстрой толпе Сухаревского рынка. Они промышляли случайными спекуляциями, не нашли себе надёжного убежища, но научились глядеть и оглядываться в две пары глаз. Через них он встретился ещё с одним антоновцем, который устроился более надёжно, с документами безобидного часового мастера – то, что осталось от политехнического института и практики изготовления бомб с часовым механизмом, а также паспортов.
Двух