Евгений попытался встать на ноги, выпрямиться в полный рост, как подобает разумному существу, но помешал низкий свод, да еще накатывала давящая слабость. Вампир без чужой крови капля за каплей терял силы.
– Надо идти… Идти, хотя бы ползти, – убеждал себя Евгений и продолжал путь, ориентируясь по потокам подземного ветра. Путь? Скитания. Для пути нужна хотя бы иллюзорная цель. Хотя цель-то была, до безумия простая и исконно животная – выжить. Сохранить себя.
Мишура прошедших лет, образования и культуры, спала, обнажив угрюмый оскал настоящих опасностей. В них не было ни лицемерия, ни жадности, ни жестокости мира к несчастному изгою. Все сводилось к обычной биологической цепочке «хищник-жертва» в случае с охотниками и к паре «паразит-хозяин» в те моменты, когда вампир насыщался жизнями невинных жертв.
Он хотел есть, поэтому полз, нервозно щелкая клыками. Глаза его, казалось, вылезли из орбит и раскалились двумя угольками. Когти царапали неровный скользкий бетон, а в голове стучал гигантский маятник с молотом на конце.
Внезапно обоняние уловило дурманящий аромат свежей раны. Человек? Животное? Определить не удалось. И путь продолжался. Метр за метром, подобно червяку в пустыне, тело ползло, в горьком исступлении стремясь к добыче.
Послышался жалобный лай, и надежда погасла – завернув за угол, вампир лицезрел взбесившуюся от ужаса шелудивую дворнягу, поджимавшую переднюю лапу. Очевидно, она провалилась в катакомбы сквозь какую-то дыру. Несчастный пес, учуяв вампира, с загробной тоской завыл и тут же скрылся за поворотом.
«Да не шугайся ты так. Все равно от тебя толку не больше, чем от крысы. Но… на Зеркале нет собак! Нет жизни! Я дома! То есть… Я в своем мире! – вдруг понял Евгений. – Это был портал… Портал с Зеркала. Портал… Зеркало… Когда я узнал все эти слова?»
По наитию он догадался, что река вернет его с серой изнанки, куда его закинул охотник. Хотя бы это радовало, пока в туннелях разносился эхом мученический собачий вой. Вампир впитал его, вдруг осознав, что это вовсе не вой, а зов. Снова чей-то зов.
В голове замелькали цветными шаржами беспорядочные картинки, отражения понятий и образов, реальность представлялась зыбкой, нецелесообразной в хороводе теней и снов. Накатывала полуобморочная неподвижность, пустота. Всюду царствовала пустота.
Казалось, он заключен, стиснут меж двух гигантских туч, навечно замерзший в пустоте. Вокруг клубился дым. Лишь дым – больше ничего. Дым вился копотью и вкусом горящего мусора: фрагментов несуществующей мечты, которая обугленными клочками проносилась перед глазами, не давая возможности прочитать обрывки ненаписанных и, без сомнения, великих фраз. Стихов, прозы, статей… Всей его жизни, которая не состоялась, как отмененный спектакль.
Все звуки поглощал голос хозяина, приказ чудовища. Он завывал и оглушал, но