– Да я ненадолго, зашла с тобой поговорить. Ты с кем это сегодня гулял по поселку? Ты хоть знаешь, кто она и откуда здесь появилась? Что она за птица такая?– уперев кулаки в бока, покачиваясь на носочках, ехидно проговорила Клава.
– Ну да, узнал… А что тебе за дело такое, с кем я гуляю?– с неожиданной злостью спросил Федя.
– О, так ты уже гуляешь с нею? И не боишься?– поддела сестра.
– А чего мне бояться… На войне страшнее было, жив остался, как видишь, а здесь такая девушка появилась, почему бы не поговорить с ней, не проводить домой?– он хмуро смотрел на сестру.
– Как чего бояться? Ты же себя ославишь? Она же, знаешь, где была? Немецкая подстилка она!– выпалила Клавдия и поджала губы.
Федор оторопел от такого напора.
– Ты что болтаешь? Ты за этим пришла, чтобы поклепы возводить? Да что ты о войне знаешь? Окопались здесь, в тылу, только замуж и выскакивали за первых попавшихся… Жизни не знаете… А что люди пережили там, в России, кому повезло, кому не совсем…– распалился Федор.
– Ну а ты много знаешь, как я посмотрю. Уже она тебя и охмурить успела?! И когда это случилось? Даже сестру оскорбляешь из-за какой-то там…
– Замолчи, Клавка…– угрожающе проговорил парень.
– А то что – ударишь, прогонишь? Смотрел бы на путных девчат – вон их сколько в поселке. И многие на тебя глаз положили, а ты никого не видишь. Красотку нашел, ишь… Лучше бы к Марише пошел, давно по тебе сохнет, всем спокойнее. Уж та девка свойская, а то нашел себе кралю, как бы беды не вышло,– отворачиваясь от брата с вызовом почти прокричала Клавдия.
– Да что ты привязалась со своими чудачествами? Какой беды? Нашла, кого в пример, – Маришу! Да на ней клейма негде ставить! Чем тебе та девушка не угодила?
– Когда узнаешь, поздно будет, и Шурка ихняя так и говорит: дескать, из-за границы она не просто так сюда попала. А там с немцами водилась…
– Ну все, хватит – поговорили… И перестань мне норов свой показывать… Мать мне нашлась…
– Да… А мать-то тебе ничего не скажет, ты сам должен увидеть…
– Да что я должен и кому – сам разберусь. Иди уже домой, тебя дети ждут, ужином корми. Нечего здесь мне мораль читать,– сердито буркнул Федор, злясь на сестру, на себя, за то, что не может положить конец всем пересудам и защитить девушку, которая так манила к себе.
Вечер был испорчен. Вся радость от воспоминаний об Ане померкла. И как ни хотел бы Федор забыть слова сестры, ему не удавалось успокоиться. Вошел в дом, поужинал молоком и свежим хлебом, надел вельветку и вышел за калитку. Постоял, подумал и пошел вверх по улице в сторону дома Зарудных.
Прошел мимо туда-сюда, немного постоял в переулке, народу вечером на улице нет: все были заняты каким-никаким хозяйством. Ночь приближалась. Не зная, куда себя деть, не имея еще друзей-погодков, с кем бы можно поговорить, посидеть, он со злостью вспомнил слова сестры. И, круто повернув от переулка, вышел на тракт, пошел в сторону дома Мариши. Сам не осознавая до конца,