Повертев мои документы, капитан с сожалением вернул их мне, а так хотелось поставить на место этого курсанта в зеленой фуражке, да только ошибись он чуть-чуть, так его могут повести на правеж в госбезопасность, благо не так давно люди пропадали без вести в этих органах.
Взяв билет на поезд в воинской кассе, я пошел пообедать в вокзальный ресторан с огромной дверью высотой метра три, не меньше, но открывавшейся довольно легко.
Сделав заказ на обед в виде борща, отбивной котлеты и стакана чая, я закурил и осмотрелся вокруг. Волноваться мне было нечего. В то время в конце семидесятых годов курсантам военных училищ еще дозволялось посещать рестораны в военной форме. Мой огляд привел к тому, что на ум непроизвольно пришли известные строчки: «В ресторане по стенкам висят тут и там “Три медведя”, “Заколотый витязь”, за столом одиноко сидел капитан…»
Но тут открылась ресторанная дверь и в ресторан заглянула голова капитана из патруля.
– Так быть не может, – запротестовал я. – Капитан не имеет права задерживать меня в ресторане, а песня Высоцкого появилась в шестьдесят шестом году и не была широкоизвестной. А где официантка? Почему она не несет мне заказанный обед.
Я стал озираться и проснулся. Вокруг было что-то чужое, то есть я не дома и не в училище.
«Как могло так случиться, что я ничего не помню? – пронеслось в моей голове. – Хотя, почему же я не помню? Я все помню. Я шел по улице 10 лет Октября в направлении центра в районе старых домов в самом радужном настроении. Мне двадцать пять лет. Было лето. Я был в отпуске и ходил на свидание с хорошей девушкой. Был до синевы выбрит и слегка пьян. Пьян был не от спиртного, а от хорошего настроения. Внезапно передо мной возникла темная фигура.
– Мужик, огонька не найдется? – спросил он хриплым голосом.
Я достал коробок и сам зажег спичку».
Вспышка селитры была тем самым последним, что я помнил.
Голова была тяжелой, а руки шевелились. Я поднял левую руку, чтобы посмотреть на часы, но на руке не было часов.
«Похоже, что я нарвался на гопников», – снова пронеслись мысли в моей голове. Именно пронеслись, потому что я не мог сам мыслить.
Когда человек мыслит, он как бы проговаривает все то, о чем думает. А сейчас у меня в голове проносятся мысли, но я ничего не говорю. Я пытался вызвать еще какие-то мысли, но они не приходили, и я незаметно для себя уснул.
– Больной, просыпайтесь! – кто-то властно потряхивал мое плечо. Голос был женский, а не девичий, именно женский, женщины, которая уже узнала, что такое власть над мужчиной.
Я приоткрыл глаза и зажмурился от яркого света семилинейной керосиновой лампы, висевшей на высоте примерно двух с половиной метров от пола. В окне на улице была темнота.
«Чего они по ночам людей будят?» – пронеслась мысль в моей голове.
– Больной, просыпайтесь, сейчас вас будет осматривать доктор, – сказала женщина.
Я