Куилл находил совершенно неправдоподобным, что стоящая на берегу, уставившись на свои большие лапы, огромная птица задумывала покончить с жизнью, утопившись: бескрылые гагарки плавают, как рыбы.
– Может, она свою пару потеряла, мистер, – сказал Куилл. – Может, она ждёт…
– Ага. Как мы, – перебил Фаррисс. – Ждёт. Того, что не случится.
Куилл подумал, что пора убираться, чтобы дать мужчине поплакать в одиночестве. Но гагарка вдруг начала охорашиваться, расправляя короткие крылышки и встряхиваясь, так что все пёрышки встопорщились. Она подняла голову и посмотрела прямо на него – разбойничья маска и клюв-дубинка. «Останься», – словно говорила она ему.
Так что Куилл попытался придумать что-то ободряющее.
– У него совесть-то совсем, наверно, нечиста была, у Фернока Мора этого. Вон сколько он делов натворил. Они, наверное, его и утянули ко дну – мысли обо всех овцах, которых он украл? – Он согнул ноги в коленях и, спотыкаясь, изобразил, как злодей передвигается, придавленный дюжиной овец, камнем лежащих у него на душе. (Что заставило его так сделать? Кто шутит, когда его учитель лежит под дождём, как перевёрнутый краб, ожидающий, что его сожрут чайки?) – А может, он и не прыгал вовсе! К нему явились призраки всех этих овец и сбросили его в море! А вот доброго сердца ему не хватало… Мать говорит, человек в любом месте будет счастлив, если у него доброе сердце и чистые уши.
Мистер Фаррисс невольно улыбнулся.
– Вот как? И во многих ли она жила местах?
– Только на Хирте. Но она всегда весёлая, и в переднике своём может прямо-таки чудеса творить. Даже у наших овец уши чистые.
– А сердца добрые?
– У овец добрая шерсть. Добрая шерсть и чистые уши.
Фаррисс сел. Оба наблюдали за неуклюжим охорашиванием хлопающей крыльями громадной гагарки и задавались вопросам, как гагаркам удаётся держать уши в чистоте. Фаррисс сомневался, что у гагарок вообще есть уши, так что Куилл присвистнул, чтобы это выяснить, и птица немедленно обернулась.
– Может, они помогают друг другу с охорашиванием и чисткой ушей, – предположил он, – поэтому и живут так кучно.
Фаррисс поглядел на него не совсем сфокусировавшимся взглядом – его клонило в сон. Он так крепко кусал нижнюю губу, что она распухла и кровила. Оказалось, он ещё и по линии роста волос выдирал волоски, так что на лбу остался ряд маленьких белых дырочек.
– Я никак не могу помочь вам, мальчишкам, Куиллиам.
– Мы сами можем приглядывать друг за другом, мистер.
Фаррисс порывисто встал.
– У тебя есть сила духа, Куиллиам, – сказал он, не глядя на мальчика. – Когда на мужчин больше не будет надежды, ты понадобишься другим мальчишкам. – И он