– Я положу в огонь полено, – сказал я. БУМ! Я стукнулся головой. Кофе превратился в две белых полуночных чашки наизнанку.
– Если хватит, я тоже выпью кофе, – сказала Элизабет. К двум другим добавилась третья белая чашка с черной изнанкой.
– Давай завтракать, – сказал кто-то. Предположительно, я. Я вполне мог сказать что-либо подобное, потому что очень хотел есть.
Свинина и яйца были вкусными, как и жареная картошка, как и очень вкусный клубничный джем. Ли Меллон завтракал с нами во второй раз.
Он вытащил кусок мяса из аллигаторовой пасти, и теперь аллигатор превратился в обеденный стол, на который он поставил тарелку.
– Пожарь мне этот кусок, – попросил Ли Меллон. – Его уже как следует отбили.
Аллигатор больше не говорил «ГРОЛ! – опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп!». Обеденные столы не говорят таких слов.
Уилдернесс. Хайку аллигатора
Шел сильный дождь, и ветер гудел в дыре кухонной стены, как армия Конфедерации: Уилдернесс – тысячи солдат, марширующих милю за милей по диким просторам – Уилдернесс!
Элизабет с Ли Меллоном ушли в другую будку. Им нужно было о чем-то поговорить. Мы с Элайн остались держать аллигаторов. Мы не возражали.
6 мая 1864 года. Смертельно раненный лейтенант падает на землю. Проваливаясь сквозь черный ход в память, из отпечатков его пальцев вырастает мраморная глыба. И пока он лежит здесь, величественный, словно сама история, в тело вонзается новая пуля, заставляя его дернуться, как тень на движущейся картине. Возможно, это «Рождение Нации» [38].
Обычно оно сидит в огороде
– Ой-й! – сказала Элизабет. – Потолок. – «Это же ужас просто», и сразу села.
Мы выпустили аллигаторов в пруд. Они медленно уплыли на дно. Дождь лил такой, что невозможно было разглядеть дно пруда, да и не хотелось разглядывать.
Элизабет сидела над водой. Белое платье превращало ее в лебедя. Когда она говорила, озеро стекало с лебедя, отвечая на великий вопрос вечности: что было раньше, озеро или лебедь?
– Я вчера видела привидение, – сказала она. – Около курятника. Не знаю, что оно там делало. Обычно оно сидит в огороде. В кукурузе.
– Привидение? – переспросила Элайн.
– Да, у нас тут живет привидение, – сказала Элизабет. – Душа старика. Там, на плато его дом. Когда старик стал совсем дряхлым, он переехал в Салинас; говорят, он умер от тоски, а душа вернулась в Биг-Сур и теперь иногда бродит по ночам. Я не знаю, что она делает днем.
– Вчера ночью он приходил к нам. Не знаю, что ему понадобилось в курятнике. Я открыла окно и сказала: «Привет, дух. Что ты делаешь в курятнике? Ты же обычно в огороде. Что случилось?»
– Дух крикнул «В атаку!», махнул большим флагом и убежал в лес.
– Флагом? – переспросила Элайн.
– Точно так, – сказала Элизабет. – Старик был ветеран испано-американской войны.
– Ух ты. А дети его не боятся?
– Нет, – сказала Элизабет. – Они рады новому приятелю. В этих краях детям скучновато. Им нравится привидение. И потом, оно обычно сидит в огороде. –