Она делала все, чего хотели мужчины. Они платили ей сто долларов, а иногда и больше, за то, что она давала им возможность чувствовать себя комфортно и не стыдиться своих желаний, – если же мужчины хотели, наоборот, почувствовать дискомфорт, она и это делала, и иногда ей платили дополнительно именно за то, что она позволяла им почувствовать себя дискомфортно.
Элизабет была высококвалифицированным специалистом, работала три месяца в году и делала на этом деньги. Потом возвращалась в Биг-Сур, распускала по плечам длинные волосы, вела жизнь, наполненную физическим и духовным созерцанием, и не переносила, когда убивают живых существ.
Она была вегетарианкой. Яйца – единственная ее слабость. Во двор, где играли ее дети, часто заползали гремучие змеи, но она их не трогала.
Старшему ребенку было одиннадцать лет, младшему шесть, и змеи вокруг водились в изобилии. Они приползали и уползали, словно мыши, но никогда не прикасались к детям.
Ее муж погиб в Корее. Больше о нем ничего не известно. Она переехала в Биг-Сур после его смерти. Она избегала о нем говорить.
Мы ехали к ее дому. До него было двенадцать миль по шоссе и потом еще несколько вдоль темного каньона. Приходилось внимательно следить за дорогой. Здесь очень легко пропустить нужный поворот. Наша максимальная скорость по автотрассе составляла двадцать миль в час. Мы доехали до ее дома, остановили машину, Ли Меллон вылез, а я слез. Мы были слаженной командой.
Между деревьев мы увидели длинную веревку с бельем. Ветра не было, и оно висело неподвижно. Во дворе были разбросаны игрушки и стояли декорации, которые дети соорудили для какой-то игры из песка, оленьих рогов и ракушек, но игры настолько странной, что никто, кроме самих детей, не мог бы объяснить, что это такое. Возможно, это вообще была не игра, а ее могила.
Машины Элизабет не было. Тишину нарушали только куры за загородкой. Там с важным видом и производя много шума, расхаживал петух. Дома никого не было.
Ли Меллон смотрел на петуха. Сначала он решил его украсть, потом решил оставить ей на кухонном столе деньги и записку, в которой сообщалось бы, что он покупает петуха за такую-то сумму, потом он решил, что ну его к черту. Пусть петух остается с ней. Он слишком велик для Ли Меллона. При этом все происшедшее происходило только у него в голове, поскольку Ли Меллон не произнес ни слова.
Наконец он заговорил и вымолвил:
– Никого нет дома. – Это и спасло петуха, которому предстояло теперь жить долго, умереть своей смертью и быть похороненным в могиле детской игры.
Конец $6.72
Когда мы вернулись к себе, и Ли Меллон вылез из грузовика, а я слез, стало заметно, что в глотке Ли Меллона угнездилось желание выпить. Мысли о хорошей