Тайна поместья Горсторп. Артур Конан Дойл

сказал он, – мне жаль, что я взял вас в это плавание, и я готов немедленно выложить пятьдесят фунтов за то, чтобы увидеть вас стоящим на пристани в Данди. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. К северу от нас – киты. Как, сэр, вы позволяете себе усомниться, когда я самолично залезал на топ мачты и собственными глазами видел, как они пускают фонтаны? – Этот взрыв ярости оказался неожиданным для меня, ибо я, как мне кажется, не выразил ни малейшего сомнения в правдивости его слов. – Двадцать две рыбины, каждая не меньше десяти футов[11], и это так же точно, как то, что я стою здесь, перед вами. И неужели, доктор, вы думаете, что я покину это место теперь, когда от богатства меня отделяет лишь тонкая полоска льда? Если бы завтра подул северный ветер, мы бы загрузились до краев и отчалили отсюда, прежде чем нас успеет сковать льдом. Если же подует с юга – ну что ж, команде платят за риск, а мне все равно, потому что гораздо более прочные узы связывают меня с миром иным, нежели с земной жизнью. Честно сказать, мне жаль только вас. Лучше бы на вашем месте был Ангус Тэйт, который плавал со мной в прошлый раз: он не из тех, кого стоит жалеть, – а вот вы… вы, я слышал, помолвлены…

      – Да, – ответил я, нажимая на пружину медальона, закрепленного на цепочке от часов, и открывая миниатюрный портрет Флоры.

      – Черт вас дери! – заорал он, буквально подскочив на месте и придя в такую ярость, что даже борода у него встала дыбом. – Какое мне дело до вас и до ваших радостей! С какой стати вы размахиваете передо мной ее портретом?

      Мне даже показалось, что, ослепленный гневом, капитан сейчас ударит меня, но вместо этого, продолжая чертыхаться и сыпать проклятиями, он распахнул дверь каюты и выскочил на палубу, оставив меня в недоумении по поводу причин столь неожиданной и странной вспышки. Должен сказать, что такое с ним случилось впервые, поскольку со мной он всегда был приветлив и учтив. Пишу сейчас эти строки и слышу, как он в ярости шагает у меня над головой.

      Мне бы очень хотелось описать характер этого человека, но будет, пожалуй, излишне самонадеянным доверять бумаге мысли, которые еще не приобрели четких очертаний в моем мозгу. Несколько раз мне казалось, что я нашел ключ к разгадке его характера, но очередной его поступок представлял его в новом свете и полностью переворачивал мои прежние представления о нем. Наверное, никому, кроме меня, не доведется читать эти строки, так что в качестве психологического эксперимента попытаюсь набросать портрет капитана Николаса Крэйги.

      Обычно во внешности человека проявляются особенности его душевной организации. Капитан высок и хорошо сложен, у него приятное смуглое лицо, но странная привычка дергать конечностями, которая либо проистекает от нервозности, либо дает выход его бурной энергии. У него волевой подбородок, во всем его облике чувствуется мужественность и решительность, но особенное внимание останавливают на себе его глаза. В этих темно-карих, ясных и живых глазах мелькает огонек сумасбродства