– Лежит на диване в спальне, – отрапортовала я.
Банкин одернул свитер.
– Сюда может прийти или лучше нам к ней подняться?
– Сейчас приведу Розу Леопольдовну, – пообещала я.
Краузе держалась молодцом. Она села напротив Анатолия Игоревича и сложила руки на коленях.
– Помните, что случилось? – начал Банкин.
– Такое забудешь… – поежилась няня. – Евлампия хотела отдать пирог с черникой рабочим, но я была против, не собиралась баловать строителей. Когда хозяйка пошла разбираться с краской, я подумала: «Предложить бригаде на ужин пирог неправильно. Мужики сладким не наедятся, им сосиски с макаронами подавай. Пирог – десерт, а мы о таком не договаривались, обязывались дважды в день еду обеспечить, не лакомства».
– Понял, – кивнул Анатолий Игоревич.
– Мне замолчать? – встала в позу Краузе. – Слишком разболталась?
– Нет-нет, Роза Леопольдовна, – влез в разговор Костин. – Такой умный, интеллигентный, желающий помочь полиции свидетель, как вы, огромная редкость и радость для нас. Просто у Анатолия Игоревича манера повторять в процессе беседы: «Понял». Это он для себя произносит.
По лицу няни скользнуло подобие улыбки.
– Я человек разумный, но нежадный. Вера глуповата, но она же не виновата, что такой уродилась, я сочувствовала ей. Мы с Евлампией до того, как в городской квартире после взрыва жить невозможно стало, несколько раз приезжали сюда в «Крот» смотреть, как ремонт продвигается. Должна вам сказать, что с Верой в бригаде обращались плохо. Николая свояченица раздражала, он ее называл «немтыка». Но чья вина, что девушка нормально разговаривать не научилась? Родителей! Если с ребенком не заниматься, из него Маугли вырастет. Вере доставалась самая тяжелая работа, спала она в чулане, постоянно ругань в свой адрес выслушивала. Надежда на сестру не меньше мужа злилась, считала ее обузой, несколько раз я слышала, как она восклицала: «Чтоб ты сдохла, дармоедка! Замуж тебя никто не берет, делать ничего не умеешь. Хочешь на нашей с Колей шее до старости сидеть?» Я решила строителям пирог не давать и Веру угостить. Вскипятила чайник, отрезала кусок и предложила: «Угощайся». Она, как водится, промолчала, но по ее глазам было видно: обрадовалась. Вера слопала ломоть и на меня уставилась. Я ей второй отрезала. А она вдруг как-то скривилась… ее затрясло… затем она упала с табуретки. Мне жутко стало, я подумала, что у несчастной припадок эпилепсии, побежала за помощью. Это все.
– Вы сами пирог ели? – осведомился Банкин.
– Не употребляю ягоды, – поморщилась няня, – у меня от них сильнейшая изжога.
– А чай пили? – наседал Анатолий Игоревич.
– Да. Из-за переезда пакетики заварила, не листочки, – уточнила Краузе. – Себе и Вере из одного чайника воду разливала.
– Понял, – обронил полицейский.
– Евлампия, посмотрите на часы, Кису скоро забирать надо, – напомнила мне Краузе.
– Ой! – спохватилась я. – А медкарту девочки мы так и не нашли… Простите, мне надо в садик за ребенком.
– Езжай