Мама принадлежала к числу тех женщин, о которых обычно говорят «self-made», она сделала себя сама, и я ею восхищалась. Она начинала с уборщицы, окончила техникум и «поднялась» до кассирши, а через несколько лет дослужилась до главбуха. И все это одна, с маленьким ребенком на руках. Неудивительно, что к такой сильной личности тянулись добрые, но слабые мужчины, не выдерживающие в итоге маминого превосходства. Думаю, секрет прочности брака со Стефаном, заключался как раз в том, что он себя отлично чувствовал на вторых ролях, почитывал себе лекции и попивал пивко в ближайшем кабачке.
Наши с мамой взаимоотношения можно было назвать скорее «нейтральными». Она родила меня слишком рано, чтобы в ней успел развиться материнский инстинкт, но в то же время она всегда обладала гипертрофированным чувством ответственности, и если уж мне суждено было появиться на свет, следовательно, ее святой долг – заботиться обо мне до достижения совершеннолетия. Да, может быть, мне порой не хватало нежности, может быть, иногда мне хотелось прижаться к маминой груди, но зато никто не лез мне в душу.
Не делала мама этого и сейчас. Не допытывалась, зачем, почему, для чего. Просто спросила, нужна ли мне помощь и посоветовала побольше соблюдать осторожность. А еще, как ни в чем не бывало, рассказала мне об улучшении состояния здоровья Стефана и слегка неискренне посокрушалась по поводу сорвавшейся свадьбы. Вот так и поговорили. Чудесная у меня мама, как ни крути!
Доктор, не покидавший палату на протяжении всего разговора, вероятно, ожидал от меня горючих слез в трубку, и был несколько ошарашен моим олимпийским спокойствием. А я нагло воспользовалась его смятением и ничтоже сумняшеся выдвинула следующее требование.
– Позовите следователя! – безапелляционным тоном приказала я, – человек при исполнении, проявите уважение к закону. Сколько можно его под дверью мариновать?
Врач лишь безнадежно махнул рукой, видимо, решив, что гораздо проще выполнить нехитрую просьбу умалишенной, чем потом испытывать на себе проявления ее буйства.
Следователь мне почему-то сразу понравился. Кругленький, лысоватый дядька с умными проницательными глазами внушил мне симпатию уже только одним своим профессионально-деловым подходом. Пододвинул стул к моей кровати, сунул мне под нос красную корочку служебного удостоверения и без лишних сантиментов приступил к опросу потерпевшей стороны.
Так как у «потерпевшей стороны» к милейшему Владимиру Михайловичу имелся и свой животрепещущий вопрос, я постаралась вызвать у следователя максимальную степень доверия и