Душа и тело. Наталья Антарес

и получила однозначный совет не перечить мужу, не искать добра от добра, не страдать ерундой, дорожить своим счастьем и не рушить семью из-за какой-то глупости. Мама была так убедительна и тверда в своих неоспоримых доводах, что я и сама начала думать, что была неправа и временно оставила разговоры на тему самореализации, однако, мысль о собственной никчемности отныне посещала меня в разы чаще прежнего. Я ждала от Эберта поддержки, а он упрямо чинил мне препоны, он будто бы делал всё возможное, чтобы я не почувствовала себя полноценным членом общества. Он боялся моей потенциальной независимости до такой степени, что принципиально запрещал мне проходить любые курсы кроме языковых и все эти пять лет я молилась, чтобы ему не пришло в голову отключить мне доступ в интернет – мою единственную отдушину, откуда я жадно черпала информацию, не позволяя себе деградировать.

      Личный автомобиль у меня имелся, но опять же, Эберт приобрел мне машину лишь для одной цели – ездить в супермаркет за продуктами, и я искренне недоумевала, почему это он до сих пор не додумался запретить мне регулярные поездки в Реклингхаузен, где я занималась в фитнесс-зале. Учитывая, что бизнес Эберта дислоцировался в Дортмунде, и мужа я видела преимущественно утром и вечером, я отлично помнила первые месяцы в Ор-Эркеншвике, когда дефицит общения медленно сводил меня с ума. Потом я завела друзей… Хотя, о чем я, это ведь Эберт единолично решил, с кем я должна дружить и принудительно познакомил меня с наиболее подходящими на роль моих друзей кандидатурами.

      Всего за год супружества с Эбертом я безнадежно растеряла своих столичных товарищей. Разница часовых поясов, отсутствие общих тем и интересов, корыстная жилка, внезапно проснувшаяся во вчерашних друзьях, настойчиво атакующих меня бесчисленными просьбами выслать им приглашение, бестактные расспросы о доходах мужа, о количестве спален в нашем доме – постепенно я сама перестала выходить на связь. В списке контактов остались только ближайшие родственники, да и те, по-моему, искренне недоумевали, чего мне неймется, если я живу, как у Христа за пазухой. Поэтому к новым знакомым я поначалу относилась с огромным энтузиазмом и проявленная Эбертом инициатива была встречена мною на ура. Ханна, ее дочери, Курт и его семья – я была позитивно настроена к ним всем, а одобрительное отношение Эберта и вовсе внушало мне оптимизм, во многом, увы, не оправдавшийся. Нет, в сущности, они все оказались неплохими людьми: коренные немцы, всю жизнь прожившие в Ор-Эркеншвике и немалого здесь добившиеся. Ханна Леманн владела пекарней, Миа и Леони, две ее дочки-погодки, приходящиеся мне почти ровесницами, работали в соседних городках, Курт Рихтер занимался фермерством, его жена- полька, как и я, вела домашнее хозяйство, а их повзрослевшие дети давно выпорхнули из родительского гнезда и образовали свои семьи. Жили и Курт, и Ханна в нескольких минутах езды от нас, и Эберт охотно поощрял мои визиты к ним в гости, а также ответные посещения, но с каждым разом мне становилось