В основном в образе жизни мадемуазель де Франваль не многое изменилось. Разве что беседы с глазу на глаз с отцом происходили все чаще и длились допоздна. Одна лишь гувернантка была посвящена в любовную историю: женщину эту считали достаточно надежной и не опасались ее болтливости. Несколько иначе проходили трапезы Эжени: теперь она обедала вместе с родителями. Это обстоятельство вскоре сделало Эжени участницей приемов, устраиваемых в доме Франваля. Ее узнали в свете. Она оказалась желанной партией. Многие стали добиваться ее руки. Франваль, уверенный в преданности дочери, ничуть не страшился претендентов, однако он не предусмотрел, что обилие брачных предложений может способствовать его разоблачению.
Как-то в разговоре с дочерью – милости столь желанной и столь редко предоставляемой госпоже де Франваль, – любящая мать поведала Эжени, что ее руки просит господин де Коленс.
– Вы знаете этого человека, дочь моя, – говорила госпожа де Франваль. – Он любит вас, он молод, любезен, богат и надеется на ваше согласие. Одно ваше слово, дочь моя… Что мне ответить?
Смущенная Эжени залилась краской и ответила, что еще не испытывает склонности к супружеству, однако считает возможным обратиться за советом к отцу: его воля для нее закон.
Госпожа де Франваль, не усмотрев ничего необычного в подобном ответе, несколько дней выжидала. Улучив благоприятный момент для обсуждения, она изложила супругу намерения молодого Коленса и его семьи, сопровождая рассказ передачей ответа дочери. Франваль, конечно, был уже обо всем осведомлен. Но притворщик даже не дал себе труда сдержаться.
– Сударыня, – сухо обращается он к жене, – настоятельно прошу вас не вмешиваться в дела Эжени: судя по моим усилиям удалить ее от вас, несложно уяснить, насколько мне желательно, чтобы все касающееся ее не имело к вам ни малейшего отношения. Еще раз повторяю мои распоряжения по этому поводу. Льщу себя надеждой, что вы их не запамятуете.
– Но что же мне отвечать, сударь, ведь обращаются-то ко мне?
– Скажете, что я признателен за оказываемую мне честь, однако дочь моя имеет врожденные изъяны, препятствующие ее замужеству.
– Но, сударь, отчего вы желаете, чтобы я внушала всем мысль о несуществующих изъянах, зачем лишать вашу единственную дочь счастья, которое она может испытать в супружестве?
– Сумели ли осчастливить вас эти узы, сударыня?
– Наверное, я сама виновата, что мне никак не удается привязать вас к себе, но не все жены таковы (последовал тяжкий вздох); к тому же и вы не похожи на других мужей.
– Жены… лживые, ревнивые, властные, кокетки или святоши;