– Ты оскорбляешь Энки, – оскалился Церритус.
– Да, – бросила Аша и метнула в лицо названому брату приготовленное заклинание.
…Окончательно Церритус пришел в себя только через несколько дней да и лишь волей названой сестрицы. По крепостным ходам цитадели Ардууса Церритуса еще вел Морбус, и уже там, наверху, Аша сняла с принца Бэдгалдингира морок. Он уже собирался броситься на девчонку с кулаками, но взгляд Бенефециума остановил его. Взгляд, в котором не было ни злобы, ни ненависти, ни даже усталости, а только такая скука, что Церритус тут же понял, что лучше ему замереть и лишь скашивать взгляд вправо и влево.
А посмотреть было на что. Площадка для коронации была обширна. В ее дальнем конце стоял роскошный королевский шатер, а в центре был установлен императорский трон, сохраненный для короля Пуруса королем Эбаббара. Между зубцами стены замерли спиной к месту ритуала глашатаи, внизу слышался гул, видимо, весь Ардуус собрался на празднество, а наверху стояли вельможи и странные стражники, поскольку все они были молодыми женщинами. Впрочем, ничто об этом не говорило, кроме их лиц. Церритус поежился и стал приглядываться к стоявшим за троном гостям. Некоторых из вельмож он знал. Сиял золотом балахон Великого мага ордена Солнца Сола Нубилума. Рядом чернел плащ Великого мага ордена Луны – Табгеса. Ближе других к трону переминался с ноги на ногу Болус – сын Пуруса. Аша рядом с ним застыла изящной, несмотря на зимнее котто, статуэткой. Поодаль замерли в цветных балахонах служители храмов. За ними Церритус узнал Фуртима, брата короля Фиденты, с женой-дакиткой. Мелькнули еще знакомые лица. И самое знакомое было у Игниса, которого выволокли из крепостного хода и стали закреплять на помосте. Зелус в зеленом балахоне крутился вокруг него как шелудивый голодный пес.
– Энки благословенный, – шевельнул губами Церритус. – Избавь от мук и от ужаса. И меня, и каждого в этом городе.
– Иди, – раздался за спиной голос Бенефециума, и только тут принц понял, что уже давно трубят трубы, император идет от шатра к трону, а глашатаи выкрикивают имя… его собственное имя!
«Воевода!» – загудело в груди и висках.
Пошатываясь, Церритус подошел к императору, опустился перед ним на одно колено, бросил короткий взгляд на Зелуса, что облизывал губы и пританцовывал возле распятого на помосте Игниса, заметил ужас, дикий, несвойственный никому из королевского дома Лаписа, ужас в глазах Игниса. Чужой ужас. Чужой.
Пурус шлепнул Церритуса по щеке, пошел к помосту.
– Уходи! – прошипел стоявший тут же Энимал, предстоятель единого Храма. – В сторону!
Церитус попятился. Пурус говорил что-то стоявшей рядом с ним охраннице, которая была удивительно, опасно красива, но Церритус не слышал ни слова, потому что, повизгивая от удовольствия, Зелус начал свое грязное дело.