Она сглотнула, но оглядываться не стала.
Стены перехода аркой сходились над головой, вроде бы высоко, рукой не достать, даже если подпрыгнуть, но тяжесть свода все равно давила на плечи, и Марья сутулилась, не могла заставить себя оторвать взгляд от пола, от крупных желтоватых плит. Густая, вязкая тишина жадно ловила любой звук, и едва можно было шаги отличить от дыхания или шума крови в ушах.
Было светло и пусто – и Марья чувствовала себя такой маленькой и неуместной среди этих древних, однотонных стен, что вцепилась в ладонь Финиста. Он взглянул на нее и сжал ее пальцы, ободряя.
Начала кружиться голова, и Марью не покидало чувство, что она в горячечном бреду – лежит дома с температурой, не отличая сон от яви, вот-вот проснется. Уж лучше так, чем идти и идти, когда кажется, что стоишь на месте.
Краем глаза Марья заметила темное пятно и вздрогнула, оборачиваясь, но это оказалось всего лишь ответвление тоннеля за огромной квадратной колонной. Прямой переход превратился в лабиринт – он тянулся во все стороны, прихотливо извивался среди стен и колонн, там, где уже ничего не разглядишь в сгустившемся полумраке.
– Держись рядом, – Финист сильнее сжал ее ладонь, притянул к себе, – не отходи от меня. Здесь легко потеряться, и поверь, ты не хочешь знать, куда отсюда можно выйти.
– Лиминальное пространство, – с усилием улыбнулась Марья, успокаивая сама себя. – Очаровательно.
– Умничаешь, маленькая сестрица?
– А что мне еще остается?
Она не знала, сколько они так шли и сколько еще пройти им предстояло. Тишина пульсировала в ушах, и от нее начало подташнивать.
– Что мы будем делать там, куда придем? – Ее голос прозвучал отчетливо и резко, со скрежетом гвоздя по стеклу. Марья скривилась, но продолжила – здесь даже диссонанс был лучше тишины. – Прятаться?
– И это тоже, – Финист почти шептал, и его сухой голос походил на шелест крыльев, – но в первую очередь – искать того, кто расскажет, что с твоей сестрой стало.
Марья оглянулась с надеждой.
– Ты думаешь, ее еще можно… спасти? Вернуть, как было?
– Бедная, наивная девочка… Ты все еще веришь в сказки? Наша дорогая Соколица заключила с кем-то договор. И чтоб от этого кого-то спрятаться, надо узнать, кто он. Может, – Финист усмехнулся, – удастся узнать его истинное имя и заставить его не преследовать нас. Или хотя бы меня.
– Или хотя бы узнать, как этого «кого-то» убить, верно?
Слова горечью щипали язык, и Марья дышала мелко и часто, стараясь загнать и горечь, и злость вглубь. Она привыкла, когда злость прорывается ядовитыми словами, насмешками, агрессией, облеченной в шелк иносказаний. И совсем не любила, когда злость выходила слезами.
Финист только крепче сжал ее ладонь.
– Догадливая девочка.
Марья отвела глаза, но спорить не стала. В груди больно кололо, и она уговаривала себя – от усталости. И старалась не вспоминать, что и смерть может быть избавлением.
…Мать заболела внезапно, около года назад,