– Килька! – Пришлось прикрикнуть, чтобы он меня услышал и обратил внимание.
– А, Леший. Никак с нами, на свободу? – Завидев меня, Килька подошел в мою сторону.
– Это на какую такую свободу вы собрались? В Большой мир что ли?
– В мир, конечно, куда же еще.
– И как же вы хотите выйти? Судя по тому, что я здесь вижу, с боем? – Я осмотрелся вокруг, вся эта толпа явно собиралась на войну, причем для большинства из них это будет, скорее всего, последний бой.
– Так если по-другому не хотят, значит, с боем. Собьем с них спесь! – Килька горделиво ударил себя по висевшему на плече автомату.
– Это вы зря, ребята, как бы с вас ту самую спесь не сбили.
– Ну, смотри сам, с Большой земли тебе открытку потом отправлю.
– Одумался бы ты, Килька, зазря ведь там все и поляжете. – Хоть он мне и был неприятен, смерти ни ему, никому другому я не желал.
– Вот тут ты не прав, уж точно не зазря, да и рано ты нас хоронить собрался. Мы ведь тоже не пальцем деланы.
– Ну, как знаешь. А с Рабиновичем чего? Живой?
– Чего ему помирать-то? Живой, вон в бункере ребят вооружает, сам сходи да посмотри.
– Схожу, конечно, проведаю, раз пришел. Только вот никак не верится, что он сам, по любви, со своим добром расстаётся. Я ведь таких скупых людей, кроме него самого, и не знаю.
В ответ Килька лишь пожал плечами и, не попрощавшись, пошел к небольшой группе вольных, стоявших чуть поодаль остальных.
Лестница, ведущая вниз, в закрома Рабиновича, вся была завалена пустыми ящиками и какой-то обёрточной бумагой. Раньше торговец такого не одобрил бы. Вообще он мужик чистоплотный, любит порядок, всегда и во всем. Но больше всего, конечно же, любит деньги и свой склад. Поэтому я никак не мог понять, почему он раздает свои накопленные богатства. То, что он их именно раздает, а не продает, было и так ясно. Половина из этих бродяг не могла себе позволить такое оружие и в более благоприятные