И почему нельзя было сказать ей об этом раньше, до того, как…
К чёрту.
Перехватив братика одной рукой, Аяна сердито вытерла глаза ладонью. Хватит рыдать. Что-то от этого изменится?
На улице в футбол гоняли мальчишки – долговязый Санёк, едва услышав о трагедии, окаменел лицом и, схватив мячик, умотал гулять. Он носился молнией по двору и злобно визжал, когда чей-то пас улетал в «молоко».
Аяна в тот момент его почти ненавидела. Ей тоже так хотелось – бросить всё, забыть о мёртвой сестрёнке и пойти гулять с Пашкой, они три дня уже не виделись. Гулять по осенней прохладе, бродить под белыми фонарями, целоваться на каждой лавочке…
А она сидит дома, качает крикливого Петьку и вытирает привычным движением мокрые щеки у Ильи. Запертая, словно в клетке. А Санёк носится там, пинает мяч, счастливый и беззаботный, будто ничего и не было.
Уложив Петьку на матрасик, Аяна накрыла брата одеялом, подоткнула, чтобы не тянуло сквозняком из деревянных окон.
– Последи за ним, – тихо сказала Аяна Лидке, которая тенью сидела в углу и нервно заштриховывала каракули. Карандаши со скрипом царапали бумагу, Лидка молчала, только дрожали её пышные щёки.
– Слышишь? – рыкнула Аяна.
– Слышу, – ещё тише ответила Лидка, отложила в сторону зелёный карандаш и взялась за фиолетовый, стиснула его так, будто хотела сломать. – Да что с ним-то будет…
– Присмотри, – повторила Аяна и проверила Илью.
Брат родился раньше срока; Аяна прекрасно помнила, как мама привезла его домой, тощего, смахивающего на скрюченную ветку, и оставила плакать на диване. С каждым днём своей невесёлой жизни Илья становился всё более странным, всё чаще кричал от боли. Детский церебральный паралич, задержка в развитии, умственная отсталость и целая стопка диагнозов в придачу, бумажек с синяками печатей.
Илья не мог даже подняться с кровати. Иногда мама принималась хлопотать над ним: меняла изгаженные пелёнки, разминала скрюченные стопы, гладила руки – сплошь кости, обтянутые кожей… Но потом наваждение проходило, и Илья оставался на диване в одиночестве.
Глаза его казались беспечными – порой Аяна даже радовалась, что он ничего не соображает, ему так проще. Но сегодня на Аяну глядели огромные черные зрачки. Илья выгибался, едва шевелясь, пытался ползти по дивану, а внутри его влажных глаз подрагивало страдание.
Может, что-то он понимает?
– Потом, Илюшка, – пробормотала Аяна одними губами, приглаживая его отросшие темные волосы. – Не сейчас.
И выскользнула из комнаты, плотно прикрыв за собой облезлую дверь. На миг пальцы задержались на дереве, почти погладили его, но Аяна вздрогнула и пошла на свет, едва пробивающийся