В класс она вплыла лебедем – застыла на пороге, позволяя всем и каждому разглядеть её прекрасный макияж и шикарные губы. Привалившись плечом к косяку, Машка обвела всех торжествующим взглядом. Повисла тишина. Толстый Влад застыл у парты, широко распахнув рот. Перешёптывания, тычки в спины, кивки на Машку. Они все смотрели и молчали.
– Господи, Савкина… – выдохнула в ужасе историчка, и слова её тут же подхватили остальные.
Класс взорвался хохотом – все визжали, тыкали пальцами в Машку, картинно падали со стульев, подбегали поближе, кто-то достал телефон… Историчка коршуном подскочила к Машке и схватила её за плечо, больно впились в кожу острые когти.
– Умываться. Быстро! Боже, как клоун, что же вы творите-то…
Машка не поняла, чего в её голосе было больше – бессильной злости или… зависти? Наверное, историчке тоже хотелось такие красивые губы.
Историчка притащила Машку к директрисе – проволокла со второго этажа к выходу, крепко держа за плечо, а потом толкнула вперёд, словно предлагая полюбоваться. Машка смущённо улыбнулась, надеясь, что директриса оценит губы по достоинству.
– Вот, – брякнула раскрасневшаяся историчка. За их спинами всё ещё слышался смех. – Полюбуйтесь, какими наши пятиклассницы приходят в школу. Это же кошмар! Это деградация полнейшая!
– Мимо меня она прошла в нормальном виде, – ответила директриса, удостоив Машку тяжелым взглядом, и та мигом поняла, что справедливой оценки можно даже не ждать.
– Значит, в школе намалевалась, – продолжала кипеть историчка. – Беседуйте! Мне надоело!
И, развернувшись, она вышла, громко цокая каблуками.
– Ты не знаешь, что в школу запрещено приносить косметику? – спросила директриса, и Машка потупила взгляд. Помада пламенем обожгла губы.
– Я думала, что…
– Ты не знаешь? – директриса повысила голос.
– Знаю. Мне казалось, что красиво…
– Нет, – брезгливость исказила усталое лицо. – Это некрасиво. Совсем. Это уродство. Ты похожа на пугало. Быстро умываться.
Машка развернулась, готовая броситься к раковинам у столовой, когда крик ударил ее под лопатки:
– И мне потом покажешься!
Ледяная вода колола губы. Руки покрылись бордовыми разводами – на светлой коже росчерки помады казались шрамами. Фыркая, Машка умывалась, пыталась оттереть стойкую помаду, но от этого лишь распухали губы, а натёртую кожу жгло огнем.
Через десять минут, когда прозвенел первый звонок, Машка предстала перед директрисой – красная, с губищами на пол-лица, но улыбающаяся.
– Ужас, – резюмировала директриса. – Больше чтобы я не видела. Иди на уроки.
И Машка пошла на уроки.
На лестнице её за рукав поймала Аяна – все прыщи сестра старательно замазала тёмным тональником и прикрыла пудрой, отчего лицо застыло восковой маской, но противная краснота всё равно шелушилась и насмешливо проглядывала пятнышками. Аяна