– Это что такое? –я бесшумно подкралась к поглощенному рисованием варвару, преспокойно обошла его сбоку и решительно ткнула пальцем в неоконченный пейзаж, – что это….
Я хорошо помнила о сопровождающих посещение общего душа неудобствах и потому старалась избегать прикосновений к непросохшей окрашенной поверхности, но моя ладонь накрыла разноцветную картинку помимо моей воли. Сложное, многогранное и вблизи особенно причудливое изображение словно притянуло меня к себе и заставило вплотную прижать руку к разрисованному стеклу. Что-то неведомое, но тяжелое, настойчиво давило сзади на плечи, с нечеловеческой силой толкая меня навстречу слившемуся в одно сплошное пятно рисунку. Я судорожно дернулась, и тут же вскрикнула от пронзившей приросшую к павильону ладонь боли. А потом боль вдруг резко прекратилась и сменилась приятным ощущением легкого покалывания, по телу разлилось ощущение сладостной неги, сопоставимой разве что с тем периодом в жизни любого героинового наркомана, когда блаженство еще не успело перейти в необходимость. Я перестала чувствовать «волну» приблизительно к середине третьего года, и сколько бы я не повышала дозу, эйфория от введения наркотика все равно оставалась краткосрочной и блеклой.
– Ничего себе! – звонкий юношеский голос отрезвляющим порывом ледяного ветра ворвался в мое сознание, и «приход» закончился за секунду до начала «тяги», – неужели получилось?
– Что получилось? – инстинктивно спросила я и открыла глаза (как я не старалась, мне никак не удавалось припомнить, в какой момент я умудрилась смежить веки). Впрочем, глубокие, словно раскаяние Магдалины, провалы в памяти единичным случаем не ограничились, и как получилось, что моя несчастная ладошка больше не вжимается в покрытое загадочными символами стекло, а мирно покоится в руке заклятого врага всех коммунальщиков, я тоже отчего-то не помнила. Более того, недавние воспоминания о недавно пережитых мгновениях полузабытого кайфа, к моему ужасу напрочь вытеснили из головы все прочие мысли.
– Я потом объясню, – злоумышленник возбужденно сжал мою руку и чуть ли не насильно потянул ее обратно к рисунку, – пожалуйста, еще раз, я попробую обвести….
– Что сделать? – уточнила я, тщетно пытаясь высвободиться из стальной хватки его неожиданно сильных пальцев, но взбудораженный вандал физически не мог дать мне внятных объяснений: одной рукой он припечатывал мою ладонь к рисунку, в другой держал тонкий черный маркер, в зубах зажимал колпачок, а подмышкой у него и вовсе торчал фонарик.
Новое соприкосновение со злополучным изображением не принесло мне и тени предыдущих ощущений, к повторению которых я неосознанно стремилась. Очевидное разочарование постигло не только меня. Порывисто обрисовав мою безвольную руку ломаными,