Что есть материя сегодня,
Это действительность, она
Нам в ощущениях дана…
Рифма помогает вновь соединиться телу с сознанием. Подхожу к окошку, светает. В предрассветной голубизне неровные верхушки сосен ломают линию горизонта, и вдруг только что увиденное укладывается в короткое нехитрое четверостишие:
Сосновый лес в окне чернеет,
Дежурный свет в ночи горит,
Сержант от водки ебенеет,
Замкнув на массу, дух сопит…
В лирику родившегося произведения вкрадываются неприятные, скребущие звуки. Очередные залетчики доводят до ума батарейный фаянс, если так можно назвать чугунные эмалированные рундуки. И последние две строки тут же меняются:
Сержант дневального ебет,
В сортире дух очко скребет…
Из темноты выплывает дневальный, интенсивно натирая пол батарейной «машкой», и предыдущий вариант сменяется третьим:
Дневальный с «машкою» ебется,
В толчке на очках дух скребется…
Но, немного подумав, я оставляю первоначальный.
Вот и родная шконка, быстро раздеваюсь, отбрасываю одеяло, и одновременно с мыслью, что надо бы помыть ноги, голова вдавливается в обтянутую казенной наволочкой вату. Бог сновидений Морфей стискивает ЗКВ5 в своих объятиях, из которых уже через три часа его бесцеремонно-жестоко выдергивают децибелы любимой мелодии:
Союз нерушимый республик свободных…
Не торопясь, одеваюсь и строю взвод в центральном проходе. Иду вдоль шеренги, с удовольствием отмечая порядок во внешнем виде. А вот и Саша, радостно лучится улыбкой человека с чистой совестью. Я улыбаюсь в ответ, и почти одновременно что-то неуловимое в его внешнем виде приводит меня в легкое замешательство. Саша пострижен, поглажен, белеет подворотничок, бляха режет золотом, цвету сапог позавидует любой африканский папуас. Но что это? Петлицы пришиты вверх ногами, в результате чего золотистые мослы пушек переместились вниз, устремляясь вверх казенной частью орудий, но это полбеды. Погоны пришиты наоборот, буквами СА к воротнику. Форма погона не является прямоугольной, со стороны воротника он имеет косой срез, и так как Саша четко выдержал край этого среза по рукавному шву, буквы СА сместились на грудь. Пришиты погоны очень аккуратно, ниток не видно, но при всех достоинствах Саша представляет собой редкостное чучело. Из груди моей вырывается брачный крик истомленного марала, и карающая длань впечатывается в тщедушную грудную клетку, опрокидывая рядового Баварова на натертый малиновый пол. С детским недоумением Саша лежа взирает на окружающий мир. Я сгребаю в кулак его ворот и волоку Сашу в бытовку к зеркалу, демонстрируя по ходу коллегам сержантам. Закончив ночью белошвейные дела, он не удосужился обозреть в зеркало свое