Курение
– Закурить есть?
Сначала моя рука дернулась к карману, но в последний момент я ее остановил, потому что рассмотрел просящего. Это был прилично одетый ухоженный мужик моего возраста, в два раза больше меня и в два раза толще. Это не был бомж, или пенсионер, или студент. Просто огромный чистый ухоженный мужичара.
Поэтому я отдернул руку от кармана и прошел мимо, ничего не сказав, к тому же в этот момент я обдумывал последний стих Пуханова про раков. Стих мне не то чтобы понравился, но в нем Пуханов писал, что уже десять лет не курит и не пьет и спокойно может заплыть на середину Люблинского пруда. Меня мучили зависть и горечь. Я плавать не умею, выкуриваю полторы пачки сигарет в день, да еще и люблю по пятницам после работы выпить пива.
Поэтому я прошел мимо мужика и ничего не сказал.
– Ты что, глухой?
Я шел и молчал.
– Ты что, тварь, оборзел, отвечай?
Я молчал.
Я услышал топот, кто-то догонял меня. Потом меня подняли на два метра над землей и начали трясти. Я еле удерживал пачку с десятью сигаретами (дневная норма) и следил, чтобы не выпали банковская карточка и паспорт.
Меня потрясли минут пять и бросили в кусты. У метро «Люблино» есть пустырь, поэтому кусты были.
– Тварь, – послышалось мне еще раз.
Я медленно встал с земли, отряхнулся и взбодрился. Мой обидчик удалялся к подземному переходу.
Отойдя на приличное расстояние, я крикнул ему в спину:
– Свои купи, – и побежал к отходящей маршрутке.
Водитель дождался, пока я, запыхавшийся, впрыгну, и закрыл дверь.
Двухметровый красный мужичара грозил мне кулаком через стекло, а я стоял и думал о вреде курения.
Хризантема
Стоим с ковщиком Павлом на крыльце и курим. Летом мы выходим на улицу и посасываем сигареты на свежем воздухе, потому что поют птички, да и, честно говоря, иногда мы понимаем, что курить в подъезде моветон.
Дворничиха Любовь Платоновна, в широкополой цветастой шляпе и оранжевых штанах, отсидевшая восемь лет за убийство мужа по неосторожности, копается в клумбе, возится у цветов, поливает их и лелеет, и мы не можем до конца понять характер дворничихи, потому что с нами она молчалива, а с цветами разговаривает.
У нее странные цветы. Они могут месяцами сидеть в земле неприглядным корешком, а потом вдруг расцвести яркой хризантемой, и тогда весь двор наблюдает, как славная красота врывается в пространство, собирая любителей прекрасного, кошек и собак.
– Откуда только все берется, – говорит Павел и смотрит куда-то в сторону.
Я оглядываю мир: старух на лавочке в косынках, детей со сбитыми коленками на футбольной площадке, рэперов-подростков, сидящих на траве в дальнем углу двора и слушающих какую-то забубень, желтую стену дома, пластиковые окна, мраморный фонтанчик.
– Что, – спрашиваю, – берется?
– Да вот сидит человек, сидит, как барсук в норе, а потом вдруг – раз