Думать о будущем особенно трудно, когда оно требует жертв прямо сейчас. Когда сообществам нужно подготовиться к возможным землетрясениям, бизнесу – инвестировать в будущие изобретения, обществу – прекратить чрезмерную добычу рыбы. Действовать от имени наших будущих «я» достаточно тяжело. Действовать от имени будущих соседей, сообществ, стран или планеты кажется невозможным. Намного проще думать о современных проблемах. Это объясняет, почему, например, мы не смогли предотвратить эпидемию эболы в 2014 году, в результате чего погибло более десяти тысяч человек. Создание вакцин и поддержка медицинских учреждений обошлись бы в миллионы долларов дешевле, чем реакция на смертельную вспышку после ее возникновения. Но почему же так трудно действовать ради будущего, даже когда мы очень хотим сделать его лучше?
Во-первых, мы не можем понюхать, потрогать и услышать будущее. Будущее – это идея, которую мы должны вообразить у себя в голове. В то же время наши желания здесь и сейчас мы часто можем почувствовать как, например, жажду.
Чувственные искушения горят внутри нас своеобразным эмоциональным пламенем, утверждал Уолтер Мишель, покойный профессор психологии из Стэнфорда. Аромат свежих пончиков в пекарне или яркий лотерейный билетик на кассе автозаправки вызывает горячее чувство, которое затрудняет рациональное мышление, даже если в более спокойные моменты, вдали от таких соблазнов, мы предпочли бы отказаться от этого решения ради будущего. То, что ждет нас в будущем, – здоровье в старости, возможность финансовой стабильности и сообщества с более чистой водой или безопасными улицами – мрачно, изменчиво, неопределенно. Это совсем не похоже на стопроцентное наслаждение от порции картошки фри. Мы не можем знать наверняка, гарантирует ли сегодняшний отказ от соблазна желаемый результат завтра.
Отчужденность наших будущих «я» играет не в нашу пользу. Если большинство людей не знают, чего захотят на ужин в следующий вторник, как же им понять, чего они захотят в следующем десятилетии? Сегодня мы переживаем головокружительные социальные изменения в сочетании с технологическим прогрессом, который еще сильней разделяет прошлое и будущее. В 1960-х годах футуролог Элвин Тоффлер предвидел эту тенденцию и ее разрушительные последствия для человеческой дальновидности, назвав это «футуршоком». Это тревожное состояние только усилилось в XXI веке, когда мы все чаще меняем способы общения, путешествий и работы. Принимать решения мирового значения с огромными последствиями для будущих поколений с позиции сегодняшнего дня может показаться бессмысленным и бесполезным.
Веками мыслители пытались понять, почему, принимая