Сам я родом из СССР. Воспоминания о себе любимом. Владимир Сергеевич Неробеев

злобные людишки. И злопамятные. Сержант, пока шёл курс молодого бойца, не упускал ни единой возможности «щелкнуть меня по носу», и когда ему это удавалось, как ребёнок не скрывал своей радости. Его окружение (сержанты роты курса молодого бойца) то же испытывало массу удовольствий, и никто не удосужился спросить того же Гавнюка, мол, а за что ты над ним так издеваешься. Солдат как солдат. Опыта в службе нет, понятно. Отсюда и оплошности, как-то: расстёгнут воротничок гимнастёрки; не встал по стойке «Смирно!», когда мимо проходил тот же Гавнюк, а просто поднялся с табуретки. За всё это полагалось драить гальюн. А я и не спорю. Кому-то же надо его драить. Драить, значит, драить. Шёл и драил гальюн. Главное, чтобы не было в «одни ворота». Но Гавнюк не унимался. Я анализировал поведение сержанта. Он то ведь в часть попал после курса младшего комсостава. На тех курсах он бедный, очевидно, натерпелся, будь здоров! Там, скорее всего, «Гавнюки» были похлеще его, дай Бог терпения. Вот он и отыгрывался на мне. Кроме того, как подсказывает мой жизненный опыт, есть множество людей, которым очень и очень дурно, если другим хорошо. Моя служба была действительно хороша, чтобы ей завидовать.

      Надо идти на политзанятия. (Может ли жить солдат без умных слов Никиты Сергеевича Хрущёва из доклада на очередном съезде партии). Тут звонок дневальному: Слуцкий требует рядового Z на репетицию новогоднего концерта.

      Надо идти на строевую подготовку. Тут опять звонок дневальному роты: «Рядового Z с баяном ждёт машина у проходной, надо ехать в подшефный детский садик. Там то же предновогодние репетиции начались». Я, откровенно говоря, замотался с этими спецзаданиями. Уставший, приезжаю в часть, поднимаюсь в роту, а там уже Гавнюк, как кот возле мышиной норки, ждёт, поджидает. Видите ли, я кровать плохо заправил, плохие стрелочки навёл по бокам одеяла. Отдаю солдатам подарки от детей. (Печенье, конфеты, галеты, – без этого от них уехать просто было невозможно) и поступаю в распоряжение кота, то бишь, Гавнюка, что я говорю. Он в присутствии своих сторонников, потирая руки, начинает «выворачивать» меня на изнанку (его любимое выражение). Правда, при виде конфет и печенья изрядно глотают слюнки, но я им не даю, – не заслужили: сначала «вывернете», потом будем посмотреть.

      Процедура «выворачивания» такова: Гавнюк сдёргивает с моей кровати одеяло и подушку, и заставляет меня вновь заправить постель. Как бы хорошо я не заправлял, он упрямо сдёргивал одеяло и заставлял вновь заправлять. Его свита от души гоготала, мстя мне за не выданные им сладости. Я заправляю отлично кровать, а результат тот же. В течение двух часов, пока длился у других солдат тихий час, меня тихо насиловали. Это могло продолжаться и на следующий день, следующий и следующий. Как-то мимо проходил командир нашего взвода лейтенант Васин. Он слышал гогот свиты сержанта и видел то действо, над чем они, собственно, смеялись, но не заострил своего внимания и вошёл к себе в кабинет. Через какое-то время прозвучал подъём, и солдаты пошли на плац и я с ними. На пороге меня окликнул комвзвода лейтенант Васин, попросил зайти к нему. Чтобы не нарушать канву сюжета, о Васине, о