– Ты убила кавалеро, состоявшего на службе у короля, и вступила в сговор, чтобы это скрыть.
– Это был долбаный дезертир! И я ничего не скрывала. Когда я толкнула свина, бордель еще стоял на месте.
– Ну конечно стоял, – сказал Бермудо, говоря с ней, будто с недалекой простушкой. – Я сам приказал стереть это мерзкое логово с лица земли.
Он застал Блажку врасплох.
– Черти чертовские, – выругалась она. – Да ты совсем в бред ударился.
Глаза капитана сверкнули.
– Бредом было позволить ему простоять столько времени. Это был приют для разбойников и изгоев, только и всего. Убежище дезертиров и кочевников. Уль-вундулас больше не будет терпеть подобных мест.
– Ресия не знала, что они были дезертирами, урод.
– Да. Так она и говорила. И все шлюхи тоже… вплоть до того, как их обиталище было предано огню. А потом они рассказали гораздо больше, правда, Мането?
– Словно хор несдержанных птиц, милорд.
Бермудо поджал губы.
– Да. И вот ты объявляешься здесь, в связи с убийством кавалеро.
– Они могут лгать, – сказала Блажка. – И ты со своим щербатым евнухом можешь лгать. Ложь не станет правдой от количества болтающихся языков.
– И все же достаточно всего одного языка, чтобы ее развеять. – Бермудо победоносно выставил всего один палец. – Одной шлюхи, которая в отчаянии рассказала, что ты – убийца кавалеро Гарсии.
Блажка внезапно ощутила на губах вкус несвежей мочи.
Ну нахрен.
Бермудо насмешливо наклонился вперед, словно она что-то ответила, а он не расслышал.
– Что? Даже не скажешь, что это сделал Шакал? Не дашь такую отговорку? Его ведь здесь нет. Он остается на свободе, и его не поймать. Почему бы не возложить на него вину, которая и так покоилась на нем пару лет? Но ты молчишь. Потому что гордость не позволит тебе приписать ему убийство, которое совершила ты. Я вижу это по твоему лицу! Одно дело – позволить мне верить, что это сделал Шакал, но назвать его убийцей ты не сможешь. Нет! Это было бы трусостью. Более того, это отрицало бы то, чем ты гордишься!
– Ты чертовски прав.
И он действительно был прав. Блажка никогда не хотела прикрываться Шакалом, когда речь шла об убийстве юнца с заячьей губой. Она пробыла в присутствии того кавалеро всего мгновений десять, но их оказалось более чем достаточно, чтобы наверняка знать: она оказала Уделью милость, всадив стрелу ему в мозг.
Ее признание отразилось на лице капитана уродливой смесью триумфа и отвращения. Капелька пота, устроившаяся в углублении под носом, затряслась. Его затаенное дыхание стало слышимым.
– Маркиза Пунела долго ждала, когда свершится правосудие над полукровкой, убившей ее сына.
– Осторожно, Бермудо. Не похоже, чтобы в тебе хватило крови на набухший стручок.
Но он был так захвачен мыслью о правосудии, что оскорбление его не смутило.
– Повозки или смерть. Выбирай.
– О чем ты говоришь, нахрен?
– Мое