Ефиму ужасно захотелось пить, и он зашагал в сторону близлежащих развалин, посчитав, что если у него и есть шанс найти завалявшуюся бутылку питьевой воды, то только там.
Теперь он уже вообще ничего не понимал – логика в его похищении отсутствовала полностью. Даже если бы это задумали Хильштейны, они были не настолько милосердны, чтобы оставить его в живых. Нет, ему явно оставили шанс на выживание и даже обеспечили оружием. Но благодарить за это, конечно, Молич всё равно бы не стал. Как бы он хотел взглянуть сейчас в лицо этому «добряку», но, увы, это было невозможно – грузовик уже не догнать.
Ефим вспомнил о тех нескольких ударах, пришедшихся по капоту машины, и сообразил, что по пути грузовик, видимо, сбил несколько жмуров, а, может, и помял какую-нибудь легковушку, из чего он сделал вывод, что похититель по любому был лихим парнем.
На некотором расстоянии от бензоколонки Молич предусмотрительно пригнулся и проделал остаток пути, бесшумно и крадучись, отлично зная, что меры предосторожности никогда не бывают лишними даже в такой богом забытой дыре. На бензоколонке уцелел всего один заправочный аппарат – остальные были снесены подчистую, по-видимому, уже очень давно. Навесы над ними также почти везде отсутствовали, зато обломков железа и пластмассы хватало повсюду. Крыша над зданием провалилась, двери были сорваны, внутри царил полумрак. Молич часто задавался вопросом, почему большинство небольших зданий, таких, как это, выглядит так, будто они побывали в эпицентре урагана, тайфуна или цунами, хотя подобных природных катаклизмов тут никогда не было и в помине. Возможно, просто потому, что там, откуда уходили люди и приходили зомби, начинался полнейший хаос, и в эпицентре этого бедствия не было места таким заурядным и, казалось бы, необходимым вещам, как целые двери, окна и крыши. Нет, отныне в этом мире все жилые здания должны были выглядеть как дома с привидениями из старинных готических сказок, и никак иначе! От этого можно было приходить в бешенство, это можно было осуждать и критиковать, но справиться с этим было нельзя.
Молич ещё раз придирчиво осмотрел окрестности. Вокруг всё было спокойно, только посредине асфальтированной площадки дрались за добычу несколько ворон. Эти птицы не погибали и не заражались во время Армагеддона, а наоборот усиленно размножались, как будто всеобщая разруха способствовала этому основному инстинкту. Приглядевшись, Ефим увидел, что добычей птиц была человеческая рука, ещё довольно свежая с виду. Он поднял с земли камень поувесистее и швырнул его в ворон, – те с гневным карканьем разлетелись, рассевшись по ближайшим столбам электропередач.
Неожиданно какой-то