– Ой ли! Так уж быстрее! – довольно произнёс начмед.
– Конечно быстрее. Про Ваши травы и мази во всём округе знают. Даже в госпитале сказали: «Езжай к своему Ковальчуку, он тебя сам вылечит».
– Так вот и сказали? Ну-ну, – проворчал польщённый начмед, – давай в перевязочную, посмотрим тебя.
Затем поднял трубку одного из трёх телефонов, стоящих на столе, произнёс, дождавшись ответа:
– Лукошкину в перевязочную.
Андрей прошёл в перевязочную. Зная строгие порядки начмеда, он разулся, оставив ботинки у порога, и только потом вошёл в комнату. В комнате для перевязок все сияло стерильной чистотой, стеклянные шкафы с медикаментами, операционный стол, биксы[2] с перевязочным материалом и даже пара находившихся здесь стульев, казалось, блистали аккуратностью. Расстегнув и сняв камуфлированный китель, он посмотрел себе на грудь. На тельняшке, немного ниже повязки, алело кровавое пятнышко.
«Вот блин горелый, всё-таки испачкал тельник, – раздосадованно подумал Минин, – а кровь почти не отстирается».
Тем временем за спиной открылась-закрылась дверь и девичий голос произнёс:
– Добрый день.
– Добрый, – буркнул, не оборачиваясь, раздосадованный Андрей, занятый изучением пятна.
За спиной открылся стеклянный шкаф, загремели инструменты, заклацали замки биксов. Не оборачиваясь и не обращая внимания на звуки, наполняющие комнату, он стянул через голову тельняшку. Ещё раз придирчиво осмотрел пятно. Затем, повесив тельняшку на вешалку, обернулся.
Стоя к нему спиной, девушка в белом халате, в аккуратной белой шапочке деловито раскладывала на металлическом столике всё необходимое для перевязки. Халат, подогнанный по фигуре, очень выгодно подчёркивал стройность её талии. Красивые, загорелые, длинные ноги до коленей были прикрыты подолом. Чем больше Андрей смотрел на неё, тем сильнее у него перехватывало дыхание. От её фигуры веяло чем-то родным и до боли знакомым. Ему казалось, что он знает эти очертания давно, эти волнистые изгибы её тела, эти руки, эту нежную шею и этот упругий, с медным отливом завиток каштановых волос, что непослушно выбился из-под шапочки. И в то же время твёрдо понимал, что прежде он никогда не встречал этой девушки. На него вдруг нахлынуло неистребимое желание подойти к ней, обнять со спины за талию и, нежно поцеловав в шею, спросить: «Как дела, моя хорошая?»
Сердце застучало быстрее, участилось дыхание, его тело стала охватывать неведомая до сих пор истома. Он, конечно, понимал, что неприлично так сверлить взглядом незнакомую девушку, но никак не мог отвести от неё свой взгляд, он как бы напитывал этим образом глаза, стараясь запомнить все чёрточки такого неожиданно милого и родного тела.
Девушка, почувствовав на себе этот упорный взгляд, на секунду замерла, затем обернулась и с улыбкой сказала:
– Товарищ старший