деньгами Григорий поступил несправедливо, зато с выгодой для себя. Определив мою долю суммой в пять миллионов долларов, Дигоевский заявил, что отдать сразу может только два миллиона, а остальные три выплатит в течение трех лет, по миллиону в год[5]. На мой вопрос, по какому критерию он оценил мою работу в «лихие» девяностые, когда преступные группировки хотели разорвать его на мелкие кусочки, Григорий ответил лукаво: мол, забыл тот период, как страшный сон. Теперь он готовился к новым свершениям и к тому, что его безопасность будет осуществлять сам Хаповязов.

      – Насильно мил не будешь. Твое предложение убедительное, хотя и не умное, – спокойно подытожил я и дал прогноз, фактических оснований для которого у меня на тот момент не было, но будто кто-то всевидящий говорил моими устами. – Бубенцов с Пуншем тебя кинут, и никто тебе не поможет избежать серьезных проблем и разборок.

      – Теперь это будет заботой Хаповязова, – нервно прервал меня Григорий, не желая слушать.

      – А Митя Будкин продолжит работать с тобой? – полюбопытствовал я, находясь уже в статусе бывшего компаньона.

      – Передашь все дела Хаповязову, теперь это его проблемы, – оборвал беседу Григорий и направился к выходу из сауны.

      – А он справится? – спросил я вдогонку.

      – Это его компетенция, – бросил через спину Дигоевский.

      Задержавшись еще на некоторое время в сауне, которую делали мои друзья-украинцы, не умеющие работать плохо, анализируя наш разговор и пытаясь увидеть будущее, я пришел к выводу, что Григорий по-прежнему куда-то спешит. «А может, это я отстаю от него, – мелькнула у меня в голове мысль. – Время покажет», – подумав так, я направился к Хаповязову озадачивать его проблемами Григория.

      Хорошо знакомый со спецификой работы главы службы безопасности, понимая теперь, что Григорий давно вынашивал объявленное им сегодня решение, я заключил: он раскрыл Хаповязову только то, что оправдывает его желание распрощаться со мной. О моих заслугах – хотя бы в том, что он еще жив, – Дигоевский, конечно, рассказывать не стал, ему это было невыгодно. Так что я решил говорить с Хаповязовым, как с кабинетным милиционером, и намекнуть на возможные в будущем криминальные разборки со старыми врагами Григория, чтобы служба ему медом не показалась.

      Хаповязов принял меня в выделенном ему Григорием кабинете – так, как следователь встречает пока еще не арестованного подозреваемого. Посмотрев на меня строгим и всезнающим взглядом, он предложил подписать заранее приготовленную кипу бумаг о прекращении действия договоров между моим ЧОПом и банком МКБ. После рутины с автографами, обратившись ко мне по имени, будто мы знакомы много лет, Хаповязов попросил рассказать все то, что называется закрытой информацией по бизнесу. Я посмотрел на него, как на великовозрастного ребенка, который еще не до конца понял, куда попал, и ему по-прежнему кажется, будто он у себя на Петровке, 38[6]. Пожелав ему крепиться и готовиться к серьезным испытаниям, я объяснил, что