И ветер несет её, как подаяние
(Держа в пятерне, словно сочное яблоко).
Уставшей синице, замёрзшему зяблику.
Бог знает, кому – лишь бы не было голода.
Им станет кормушкой череп расколотый.
Склюют птахи мысль, с языка снимут слово,
С кровавых глазниц сдёрнут жадно покровы.
Эй ты! Прозревай, помогая голодным
До ясной поры, когда вешние воды
Омоют твой дух. И он станет свободным.
«Прогрессирует лето. Болезненна плоскость имён…»
Прогрессирует лето. Болезненна плоскость имён
На тетрадных листах
(их читаешь с каким-то надрывом).
Тот, кто помнит, когда-нибудь будет спасён,
Ускользая в туманности нервного срыва.
По орбите Бульварного движется стайка стрекоз,
Не сбиваясь с маршрута,
круг рисует так чётко,
без циркуля.
По стволам напряжённых,
торчащих столбами берёз,
Ветер больно осиными жалами чиркает.
Заклинанию грёзоподобна полынь.
Чёрный бархат лесов
распростёрся за грани реалий.
Подними вверх глаза. Полюбуйся: бескрайняя синь,
Как китайский фарфор,
так прекрасна в своём идеале.
«И разные глупости были…»
И разные глупости были.
И правили бал Арлекины,
Всезнайки-зазнайки Мальвины,
Осиновые Буратины,
На шее которых Иуда
Повесился в эту среду.
А Моррисон, Джаггер и Будда
Затеяли снова беседу,
Рассевшись как райские птицы
На жёрдочках нотного стана.
А дым паровозный клубится.
Вдоль поля плывёт осанна.
По правую руку – Лондон.
По левую руку – Гамельн.
Куда бы податься лорду?..
Привязанный к шее камень
Склоняет к выбору Темзы,
Но есть риск пропасть в тумане.
Тогда – автостопом до Пензы,
И там свою жизнь оставить.
Пойти на пустырь – застрелиться.
А может, со скользкой крыши,
Не видя дождинок лица,
Шагнуть – и всё ниже… ниже…
Да бросьте вы этот фокус!
Мужчины живут и не плачут!
Достав из кармана компас,
Встряхнулся лорд, веря в удачу.
И тут же исчезли Мальвины,
Иуды и Арлекины.
И с жёрдочки нотного стана
Вспорхнули Джаггер и Будда,
А Моррисон плёл осанну.
Мир жил в ожидании чуда.
«В тех окошках по-прежнему сумрачно…»
В тех окошках по-прежнему сумрачно.
Непонятное лунное месиво
Налипает на подстаканники
В вверх летящем дрожащем поезде.
К фонарям приставлены лестницы,
С них стекают фигуры тёмные —
Теперь