Запах кушаний дурманит и манит!
О мой Бог, наш Господин, творец всего!
Наделяешь Ты без счёта одного,
А другого – он хоть лоб себе разбей! —
Оставляешь Ты без милости своей!
Как же так? В грехах своих, о славный мой,
Я раскаивался сразу пред Тобой.
Правда, я сопротивлялся злой судьбе,
Но ведь я и не выигрывал в борьбе!
Я не лезу своевольно в Твой чертог,
Властен Ты во всякой вещи, о мой Бог.
Потрудился Ты! Одних обогатил,
А других забыл – на всех не стало сил!
Тех возвысил – ну и что? Ты так хотел,
А других унизил – много сделал дел!
Ты велик, Творец, и власть Твоя сильна.
Власть же делать, что ей хочется, вольна!
Ты судил жить в счастье-радости одним,
В унижении-усталости – другим.
На земле, о сколько их, других, живёт
Под палящим солнцем дня во мгле забот!
Я и сам – о годы-бремя, жизнь-беда! —
Так живу, клонясь под тяжестью труда.
Давит сердце ноша тяжкая моя,
А другой так не трудился даже дня!
В наслажденьях и веселье он живёт,
И во славе, и довольстве ест и пьёт.
Правда, странно, что из капли мы одной,
И подобны, и равны мы меж собой,
Только есть у нас различие, оно
Разнит строго нас, как уксус и вино.
Но поверь, мой Бог, всегда я говорил:
Мудрый Ты и справедливо поступил!»
Над Багдадом, между тем, спустилась ночь,
И носильщик уходить собрался прочь.
Но старик-слуга вдруг вышел из ворот.
Он сказал: «Мой господин тебя зовёт».
И носильщик, поразмыслив только миг,
Сделал то, о чём просил его старик.
Ношу бросив и вздохнув разок-другой,
Он пошёл, сопровождаемый слугой.
Дом приветливостью встретил от дверей,
И, казалось, он был создан для гостей.
Всё там было, чтоб мир-отдых ощущать,
И на всём была достоинства печать.
Наш носильщик проведён был в светлый зал,
Где гостей блестящий круг пестрел-сиял.
Зал просторен был, красив – предел мечты!
Меж колоннами кругом ковры, цветы,
А на скатертях стояло для гостей
Много кушаний роскошных и сластей.
И стояли там среди букетов роз
Чудо-вина из отборных красных лоз.
Всё там было, что бывает на пирах,
А средь всех сидел хозяин на коврах.
Он в годах был, но спина была ровна,
Щёк его едва коснулась седина.
Он красив был, как влюбившийся узрит,2
И имел как царь величественный вид.
Наш носильщик древним кратким словом «Мир»
Поприветствовал собравшихся на пир.
А хозяин попросил его присесть
И велел