Солнце не ведало,
где его дом,
звезды не ведали,
где им сиять,
месяц не ведал
мощи своей[10].
Она неуклюже подхватывает кипу белья, и все падает на пол. Руки ее дрожат.
Когда она возвращается в baðstofa, Сигридюр, выпившая чересчур много brennivín, негромко похрапывает в постели. Пьетюр греет руки у огня. Он всматривается в Роусу, и глаза его в сгущающихся сумерках приобретают цвет темной бронзы. Сперва ей чудится, что он за что-то на нее сердит, но потом она замечает, что взгляд его устремлен на женщину из стекла, болтающуюся у нее на шее на кожаном шнурке. Быть может, ему не по душе трата денег на такие пустяки. Роуса прячет фигурку в вырез платья.
Пьетюр поднимает брови и отворачивается к огню.
– Видала ты когда-нибудь море? – спрашивает он.
– Нет. Как думаешь, понравится оно мне?
Его улыбка кажется насмешливой, словно что-то в Роусе его забавляет.
– Кому-то оно по душе, кому-то нет. Впрочем, как по мне, Йоун выбрал тебя вовсе не за умение работать веслами.
Смешавшись, Роуса переводит взгляд на огонь. Она не столь наивна: ей известно, чего ждут от женщин мужчины.
В наступившей тишине Роуса разглаживает юбки изо льна и шелка – еще один подарок Йоуна.
– Надо думать, семья скучает по тебе, когда ты уезжаешь торговать. – И тут она вспоминает мамин рассказ: Пьетюра ребенком нашли на склоне холма. Краска стыда разливается по ее шее. – Я хотела сказать…
– У меня нет семьи.
Она смотрит на собственные колени. Лен царапает кожу.
– Мне жаль.
– Не стоит меня жалеть, – говорит Пьетюр. – Йоун заменил мне семью.
– Ты называешь его Йоуном?
– А должен звать господином? – Он вглядывается в ее лицо; она изучает собственные руки. – Когда сражаешься с морем не на жизнь, а на смерть, одни лишь волны тебе господа.
– Ты веришь в… духов моря?
– Есть вещи, которых нам не понять.
Пьетюр кочергой ворошит торф в очаге. Рыжие всполохи пробегают по его лицу, и на мгновение оно приобретает устрашающие черты. Роуса видела недавно, как он, наклонившись к реке, ловко пронзил форель острогой.
Он склоняется к ней.
– Люди болтают, будто бы я родился среди huldufólk.
Острые скулы, темные глаза – и впрямь точь-в-точь ухмыляющийся аульв.
Он хохочет, и Роуса вздрагивает.
– Суеверия противны Богу, – отвечает она. Ее ладони мокры от пота. В кармане юбки лежит камень с гальдраставом, который дала ей мама, и она чувствует сквозь ткань его тепло.
Пьетюр насмешливо вскидывает бровь.
– До чего ты набожна, Роуса! Ты бы покорила даже моего дорогого пабби.
– Твоего дорогого пабби? – Он же сказал, что у него нет семьи.
Пьетюр склоняется ближе. От него исходит едкий, звериный запах пота.
– Я