– С восемнадцати лет. – Максим Михайлович бросает на меня мимолетный взгляд. – У тебя что-нибудь болит?
– Спина.
Он тут же сжимает руль сильнее, так, что белеют костяшки.
– Почему тогда ты не пошла в медкабинет?
– Я и так знаю, какой мазью нужно намазать, чтобы боль прошла. – Я улыбаюсь. – Максим Михайлович, не переживайте, все в порядке. Вы же знаете, не в первый раз.
Я, дотянувшись до руля, прикасаюсь к руке учителя. Максим Михайлович тут же переплетает наши пальцы, продолжая уверенно вести машину теперь только левой рукой. Мы никак не комментируем этот жест, потому что прекрасно знаем, что любой разговор все только запутает.
– Куда мы едем? – спрашиваю я, когда учитель сворачивает в сторону Красного проспекта.
– В кино.
Я, моргнув пару раз, пытаюсь рассмотреть на лице Максима Михайловича хоть какой-нибудь намек на то, что он шутит. Но, судя по всему, это было правдой.
– Вы говорили про занятие. – Я хмурюсь и пытаюсь высвободить свою руку. – А не про кино.
Максим Михайлович, остановившись на светофоре, лишь крепче переплетает наши пальцы, а затем быстро целует их, вызывая у меня целый табун мурашек.
– Это и есть занятие. Сегодня показывают запись спектакля «Господа Головлевы». – Машина снова движется вперед. – Тебе понравится. Я был на этой постановке в Москве.
– У нас в театре тоже показывают этот спектакль, – вспоминаю я.
– Если хочешь, мы сходим и туда.
Звучит заманчиво, но я, поймав свое отражение в зеркале бокового вида, тут же вспоминаю, кем мы являемся.
– Мы можем сходить туда всем классом, – тихо говорю я.
Максим Михайлович неодобрительно качает головой.
– Нет, мы пойдем туда вдвоем, – делая акцент на последнем слове, произносит он. – Я не хочу изображать из себя учительницу начальных классов, которая занимается культурно-просветительской работой.
Да, такие мероприятия совсем не в стиле Максима Михайловича. Но определенные вещи меня все же беспокоят.
– Мне кажется, что иногда вы забываете о том, что я…
– … моя несовершеннолетняя ученица? – перебивает Максим Михайлович. – Ты, возможно, мне не поверишь, но об этом я вспоминаю каждую секунду, независимо от того, сидишь ты рядом со мной или находишься дома.
Он произносит это совершенно спокойно, но я чувствую, как все внутри него переворачивается от бессилия. Мы завели себя в ловушку, из которой теперь не можем выбраться.
А может, все дело в том, что мы и не хотим делать этого?
– Я окончательно запуталась, – выдыхаю я. – Что с нами будет?
Максим Михайлович быстро паркуется и, отстегнув ремень безопасности, склоняется надо мной. Сегодня его глаза кажутся мне совсем светлыми, словно расплавленное золото – мягкий, теплый взгляд.
– Все будет хорошо, – обещает учитель.
И мне совершенно не хочется думать о том, что мы, как минимум, совершаем огромную этическую ошибку. И о Викторе, которого я до сих пор