Максим Михайлович берет в одну руку учебник и тетрадь, в другую, слегка наклонившись и сняв с крючка у парты, мою сумку, и со всем этим он идет к своему столу. А я остаюсь на месте.
– Я не разрешал тебе пересаживаться, – не оборачиваясь, говорит учитель и кладет мои вещи на первую парту. Напротив его стола. – Сядь на свое место.
И я иду к первой парте в сопровождении шокированных взглядов одноклассников. Опускаюсь на стул и поднимаю глаза. Скрестив руки на груди, Максим Михайлович смотрит на меня, поджав губы. В его карих глазах я вижу многое, но отделить одну эмоцию от другой у меня не получается.
– Записывайте тему урока, – говорит Максим Михайлович и подходит к доске. – Принципы русской орфографии.
Я не хочу писать и не хочу его слушать. Все, о чем я мечтаю – вернуться домой, забраться под одеяло и выпустить эмоции на волю. Плакать, сейчас я хочу только плакать. Рыдать в голос, как в глупых фильмах про любовь, прижимая к груди фотографию человека, разбившего мое сердце.
Но фотографий у меня больше не было. Вернувшись в ту страшную пятницу домой, я поняла, зачем Виктор брал мой телефон – чтобы удалить оттуда все свои снимки и номер, по которому я могла бы ему позвонить. Он хотел стереть себя из моей жизни полностью. Как будто это было так просто.
Я вдруг слышу ужасный грохот где-то рядом с собой и, закинув мысли о Викторе подальше, вижу на своей парте наш классный журнал, который за уголки держит Максим Михайлович. Заглядываю в его карие глаза, пытаясь понять, отчего он уделяет мне сегодня столько внимания.
– Окулова, к доске, – зло бросает мне учитель. – Раз уж ты не хочешь слушать о принципах русской орфографии от меня, я, пожалуй, послушаю тебя.
Тяжело вздохнув, встаю и иду к доске. Беру с подставки кусочек мела, но понимаю, что писать особо и нечего – эту тему мы проходили в десятом классе. Зажав мел в ладони, поворачиваюсь к классу лицом, нахожу глазами Максима Михайловича, который сидит на моем месте, и говорю:
– Основным принципом русской орфографии является морфологический: все значимые части слова – морфемы, пишутся так, как они произносятся в сильной позиции.
Максим Михайлович удовлетворенно, как мне кажется, кивает, и я продолжаю говорить.
Бегут минуты, но я не обращаю на это внимания. Я рассказываю одноклассникам и учителю об отступлениях от морфологического принципа, привожу многочисленные примеры, все-таки записывая их у доски.
Звонок с урока, как мне кажется, раздается слишком быстро. Одноклассники неожиданно начинают аплодировать мне, и я вижу, что они это делают искренне. Спускаюсь с платформы, и Максим Михайлович встает.
– Следующим