Она кивает – едва заметно, но с таким удовлетворением, будто её наконец отпустило то, что терзало уже давно.
– Мы бессмертны, но это не единственное, отчего нам нет нужды в музеях, – произносит сид, словно они всё это время говорили на тему, начатую ещё на аллее. – Наш мир не меняется. Не так, как ваш. Я узрел сегодня, какими разными были людские города в прошлом столетии и в этом. Технологии… всё дело, верно, в них? Или в вас? – Он смотрит на собеседницу столь пристально, словно подсказка скрыта в её лице. – Жизни ваши коротки, и вы не можете тратить время на такие мелочи, как ткать себе одежду, греть воду, разводить огонь в очагах… охотиться на дичь, а не получать её готовой. Чтобы не расходовать минуты и часы попусту, вам приходится неустанно двигаться вперёд, изобретая машины, что сделают ваше существование проще.
– А вы всё делаете руками? Даже знать?
– У нас нет знати и бедняков. Главный наш слуга – магия. И духи – саламандры, ундины и сильфы, что похожи на мерцающие тени, отражённые в воде. Но даже Благая Королева не считает зазорным ткать рубашки своему королю и обращать мягкую паутину в шёлк своих платьев. Прислуживать ей за столом или приготовить её обед для любого из её свиты – не обязанность, но величайшая честь. Нам достаточно спеть дереву, чтобы оно загорелось, и попросить воду, чтобы она стала тёплой. Но в вашем мире такое, должно быть, всё равно бы не вышло… в нём работает лишь ваша магия.
– Почему?
– Железо. Вы окружили себя железом.
– Но у нас очень мало железа. И чугуна, и стали… по крайней мере, там, где их можно коснуться. Я думала, вам только они вредят. – В её лице расцветает смущение, словно девушке неудобно, что родной мир, в отличие от неё, не столь радушен к гостю из Дивной Страны. – Мы стараемся использовать медь, алюминий, свинец… Низших фейри железо ведь тоже обжигает, а они здесь повсюду. Не будешь же делать всё только для людей.
– Железо жжёт нас огнём, это верно. Но дело не в том. Для нас весь мир звучит, поёт, как музыка, и у каждой стихии – своя песня. Достаточно подхватить её мотив, и она подчинится тебе. Такова наша магия… истинная магия. Лишь железо молчит, и даже примесь его, невидимая глазу, обрывает чужую песню. Его бесполезно просить о чём-либо: оно безжалостно и глухо, а потому мир ваш – как та музыка, которая звучит сейчас, и петь в нём тщетно. – Он кивает наверх, будто над их головами или у крыши, разрисованной под облачное небо, можно увидеть механические ноты, звонким металлом разливающиеся в воздухе. – Впрочем, ни люди, ни низшие фейри истинной магией не владеют, и нет ничего удивительного в том, что вы предпочли железо и технологии.
Девушка сидит, держась ладонями за медный столб, колышущий лошадку под ней вверх и вниз. Она смотрит на профиль сида, тонкий, словно карандашный росчерк; мир за его лицом плывёт, размываясь в дымке жары и головокружения.
– Странный он, ваш мир… Чужой, непривычный, неудобный. Не для нас. Но его