– Никаких темных делишек. Он что, пытался продать тебе героин?
– Вовсе нет. Он спросил, не здесь ли живет некий Артур Холком, и я ответила «нет». Тогда он спросил, не знаю ли я, где он живет, и я снова ответила «нет». Вот и все. Арчи, а в чем дело?
– Ни в чем. Забудь. Расскажу при встрече, если тебя это все еще будет интересовать. А твои слова, что ты меня не любишь, просто художественный свист. Скажи «до свидания».
– Прощай навсегда!
Итак, за мной действительно был хвост. Человек, который ищет Артура Холкома, не должен красться и выскакивать из переулка как черт из табакерки. Конечно, гадать на кофейной гуще не имело смысла, и все же, когда шел обратно по коридору, я естественно задавал себе вопрос: был ли этот тип как-то связан с П. Х., а если и был, то с кем из них?
Подойдя к двери в крыле XIX, я обнаружил некое оживление. Люди входили в зал. Я подошел к судебному приставу и спросил, вернулось ли жюри, на что он ответил:
– Не задавайте вопросов, мистер. Здесь все обо всем знают. Кроме меня. Не задерживайтесь, проходите вперед.
Я прошел в зал заседаний и отошел в сторону, чтобы не мешать движению и спокойно осмотреться. Внезапно меня кто-то окликнул. Я повернулся. Передо мной стоял Альберт Фрейер. Выражение лица у него было не слишком приветливым.
– Значит, вы никогда не слышали о Питере Хейсе, – сквозь зубы процедил он. – Ну, тогда вы еще услышите обо мне.
То, что я промолчал, не имело значения, так как он отнюдь не нуждался в ответе. Фрейер со своим спутником прошел по центральному проходу за барьер и сел за столом для защиты. Я последовал за ним, выбрав место слева в третьем ряду, с той стороны, откуда должен был появиться подсудимый. Секретарь и стенографистка уже заняли свои места; помощник окружного прокурора Мандельбаум, которого Вулф однажды посадил в лужу, уселся за свой стол и поставил перед собой портфель, а рядом устроилась более мелкая сошка. По проходу шли люди, я свернул шею, пытаясь разглядеть среди них типа в коричневом плаще, который искал Артура Холкома, но внезапно по рядам пробежал ропот, и все головы повернулись налево, в том числе и моя. В зал ввели подсудимого.
У меня хорошее зрение, и я попытался его разглядеть, пока он шел к своему стулу, сразу за Альбертом Фрейером. В моем распоряжении было всего четыре секунды, поскольку, когда он сел спиной ко мне, хорошее зрение оказалось без надобности, так как на выпускной фотографии, в академической шапочке и мантии, Пол Херолд был снят анфас. Поэтому я закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Вроде бы он, а вроде и нет. Это вполне мог быть он, однако, глядя на две лежавшие рядом фотографии на письменном столе Вулфа, я бы поставил тридцать к одному, что это не он. А теперь я бы поставил два к одному, а возможно, рискнул бы серьезными деньгами, причем еще неизвестно, на какой из двух вариантов сделал бы ставку. Меня так и подмывало пройти вперед и посмотреть на обвиняемого поближе, но я, собрав всю свою силу воли в кулак, продолжал сидеть как приклеенный.
Присяжные