К счастью для всего семейства, Нина очень скоро родила девочку. Назвали ее в честь матери Нины, Анечкой. Эта крошка стала связующим звеном для всей семьи. Свекровь теперь больше разговаривала с Ниной, хоть эти разговоры и касались только детей: она сравнивала маленькую Анечку с сыном Давидом и находила их очень похожими, сравнивала внучку с покойным мужем, с собой и всеми остальными родственниками. Нина не возражала. Ей было абсолютно всё равно, чьи глаза, нос и губы унаследовала дочь. Всю свою любовь, копившуюся годами, она отдавала малышке. Нина была благодарна свекрови, что та обожала Анечку, и благодарна мужу, что забрал ее, Нину, от отца и подарил смысл жизни, который девушка утратила со смертью матери.
Они жили спокойной и даже счастливой жизнью до июня 1941-го.
Когда по радио объявили о нападении Германии, Дина Владимировна, как обычно, сидела в кресле-качалке. Нина кормила Анечку овсяной кашей, а Давид ушёл на рынок. Услышав обращение, Нина застыла с ложкой каши в руках, а Дина Владимировна выронила вышивку. Так они и сидели, глядя друг на друга широко распахнутыми глазами, пока не расплакалась Аня. Конечно, ребёнок двух лет не понимал, что такое война и где находится Германия. Обе женщины кинулись к девочке. Они гладили ее по голове, по очереди брали на руки.
– Где Давид? Что же теперь делать? Как быть? – причитала Дина Владимировна.
Как назло, Давида не было до самого вечера. Нина уже собралась идти на поиски, как вдруг дверь открылась и вошёл муж. Нина сразу почувствовала в нем перемену. Он выглядел озабоченным, но одновременно спокойным. Как будто решил какой-то очень важный вопрос. Дина Владимировна бросилась к нему со словами:
– Давидушка, где же ты был так долго? Такая беда случилась! Мы не знаем, что делать… Давид, что с тобой?
Давид медленно снял туфли, не реагируя на мать, подошёл к Нине, на руках у которой всхлипывала Анечка. Протянул руки к ребёнку. Аня сначала посмотрела на маму, затем снова на отца и ответила ему улыбкой.
Дина Владимировна так и застыла посредине комнаты. Уловила какую-то перемену в сыне и никак не могла понять, что это.
Подержав дочку на руках несколько минут, Давид присел на стул и посадил ее на колени. Он поцеловал ее в макушку и задержался губами дольше обычного. Поднял глаза на Нину, потом перевёл их на мать и вполне буднично сообщил:
– Я записался добровольцем на фронт. Через три дня отбываем. Нужно взять с собой сухпаёк и смену чистого белья.
Дина Владимировна еле-еле сделала три шага до ближайшего стула и медленно опустилась. Ее лицо побледнело. В другой ситуации она бы сразу