Безусловно, эти две константы находятся в диалектическом единстве. Зрелая и способная к развитию культура и образование, эта, по образному выражению П. Ф. Каптерева, нить педагогического предания, являлась основой для интенсивных внешних заимствований. Данная характерная черта отмечалась и исследовалась русскими мыслителями от любомудров и славянофилов до современных философов и педагогов. Например, Д. С. Лихачев пишет, что «в русской жизни непременно что-то остается от старого и даже от неправдоподобно старого, а с другой стороны, есть страстность, развивающая это старое и взыскующая нового» [19, с. 234].
Это обращение к динамичной традиционной основе, включая древнейшие пласты культурного наследия, благотворно воздействует на русское образование. Диалог с собственным прошлым позволяет черпать духовные силы для роста, развития, но и таит в себе опасность истощения культурной почвы. В сочетании с открытостью, со способностью к диалогу культур она плодотворна; разрыв их ведет к обеднению русского образования. Одностороннее обращение исключительно к западноевропейской культуре, как показали еще славянофилы, искажает русскую образованность, низводит на ступень вечного ученичества, а упрямство в святоотеческом предании, как считали западники, ведет к замкнутости и вырождению.
Видный русский мыслитель В. В. Зеньковский, говоря о силе отечественной образовательной традиции, отметил, что одной из причин ее явилась языковая изолированность русского мира. Исторически сложившимися и ставшими традиционными языками церкви и школы у нас были церковнославянский и древнерусский, а не латинский и греческий, как в Западной Европе. Следует учитывать, что языковая изолированность была рождена не бедностью, а, напротив, развитостью и богатством древнерусского и его наследника – русского языка, способного в переводах отразить достижения мировой и русской философской, педагогической и т. п. мысли. Казалось бы, создание Кириллом и Мефодием славянской азбуки (863 г.), перевод основного корпуса богослужебных книг, школьной, прежде всего византийской учебной, литературы на понятный любому простому русскому человеку язык – несомненное благо.
В силу этого обучение грамоте с первых шагов развития отечественной школы стало доступным для широких слоев населения, а овладение элементарной грамотой открывало путь к обучению по книгам, «ученью книжному», что в первую очередь вело к вершинам античной и христианской мудрости. Однако переводные книги далеко не полностью охватывали содержание школьного образования, существовавшего в средневековом цивилизованном мире и зафиксированного на латинском и греческом языках. Более того, в русском культурном мире бытовало убеждение, что обучение на иностранных языках чуть ли не греховно. Уже в «Сказании о письменах» Черноризца Храбра (X в.), популярном на Руси и включенном почти во все азбуки, была высказана мысль о том,