– С понедельника у тебя. Найдёшь куда положить? Да! На все праздники! Ещё своих в отгулы отправил. Так что до двенадцатого мая.
4
Кто-то подёргивал, кто-то ходил в толще воды рядом с наживкой, тянул за леску, но не ловился. Наконец поплавок резко ушёл под воду, Шахрай подсёк, и в воздухе сверкнула тёмная патина чешуи.
Рыба была такая же, как попалась по осени Беляеву: чёрно-зелёная в пятнах, пузатая, с большой зубатой пастью и растопыренными в стороны плавниками.
– Ух ты! Ротан! Мировая вещь, если правильно приготовить. Его разные дураки сорным считают, а это самый класс. Деликатес!
Шахрай аккуратно высвободил крючок из рыбьей губы и бросил ротана в ведро.
– А ты говоришь, фигово с рыбалкой! Сейчас наловим с десяток, покажу, как их запекают. Духовка у тебя работает?
Про духовку Беляев не знал. Всю осень и зиму готовил он в печи, чтобы не тратить зря газ.
– В печи ещё лучше, – обрадовался Шахрай, вытер руки о тряпицу и насадил свежего червя.
Но клёв как отрубило. Сколько ни забрасывал приятель поплавок, сколько ни менял глубину, сколько ни плевал на наживку, ни капал чесночным рыболовным соусом, ни заменял червяка опарышем, а опарыш тестом – не клевало.
Беляев сидел на бревне, прижимал ко лбу банку с пивом и смотрел, как приятель переходит с места на место, меняет глубину и наживку. Накануне они крепко выпили за Шахраев приезд, ходили уже вместе с Пуховым в магазин за добавкой, пели, сидя в огороде, пока пуховская жена не погнала их матом.
Шахрай приехал на поезде, свой «Лендровер» он отогнал на сервис. Беляев встретил приятеля на вокзале во Владимире и до самого поворота на Трухачёво слушал горячий монолог про то, что превращают Москву «чёрт знает во что» и про то, что «никто не хочет работать». Пока жили они в соседних квартирах, Беляев от бесед про политику порядком устал. Но тут, соскучившись за год по запыхающейся Шахраевой скороговорке, слушал с радостью, даже кивал и поддакивал. Стоило, впрочем, свернуть с трассы и покатить солнечной петляющей дорогой мимо деревень со старыми тёмными избами, мимо соснового бора, мимо заросших березняком покосов, и на приятеля снизошло умиротворение. Он вдруг улыбнулся, сказал: «Да и хер с ними», опустил стекло со своей стороны и дальше задумчиво то и дело повторял: «Красота какая! Красота!»
– Что же ты будешь делать! – кипятился Шахрай, в очередной раз перебросив удочку. – Прав почтальон твой, надо ехать на Клязьму. Тут, похоже, мы единственного ротана поймали. Да, это вам не моя Волга.
Леонида приятели встретили утром, когда, тяжело вздыхая, шли через пилораму в магазин,