Он поднял вверх руку и обвел ею широкий круг.
– Я кинул огонь и разрушающую силу взрыва на мертвую подругу нашей планеты – луну, – продолжал он. – Я отравил живым ядом океан и людей и сделаю все моря, все воды мертвыми, как мертва моя душа. Замерзший камень я могу превратить в цветущий сад и полную кипучей жизни пучину океана – в огромное кладбище!
– Яков Силин! – крикнул ему Самойлов. – Что сделали вы с Ниной Тумановой? Если она мертва, кара неба не минует вас!
Наступило молчание. Слышно было, как падали угольки факелов, и шелестели развеваемые ветром плащи матросов.
Силин заговорил. Голос его был нежен, как напев, и вздрагивал от волнения:
– Нина… Нина… Нет! Она жива… Если бы она умерла, я уничтожил бы все человечество! Проклятые, мерзкие черви, трусливые и злобные! Но я все делал, что она хотела… Я был, как бог, могущественный, не знающий преграды… И она не любила меня! Ни разу не приблизила она меня к себе, ни разу не узнал я ее мыслей и надежд… Пусть же теперь она идет туда, к этим паукам, червям и змеям! Пусть! пусть! Не пожалела она меня, не пожалела человечества. Между ним и мною теперь смертельный, последний бой. Командир брига "Ужас" объявил войну!..
Он резко свистнул, и тотчас же погасли факелы, и в густом мраке лишь маячили паруса и мачты брига, похожего на гигантский, кошмарный призрак. Неслышно сняли невидимые люди крючья с борта "Грифа", и парусник, рванувшись, быстро пошел вперед, черный, без огней, и легкий, как видение.
– Курс на Хайпудырскую губу! – скомандовал Любимов, и пароход двинулся следом за бригом, уже скрывшимся в темноте.
Ночью Силин два раза позволил "Грифу" настигнуть себя. Бриг останавливался, а потом медленно и молчаливо обходил пароход, словно дразня и вызывая его на бой, и опять уносился вдаль, оставляя за собою тревогу и смутное предчувствие беды. Вся команда с ружьями и топорами была спрятана за бортом парохода, так как командир ожидал нападения, и только тогда все успокоились, когда из-за туч блеснули первые, еще неяркие, лучи солнца. На море нельзя было разглядеть ни мачт, ни парусов брига.
– Будто привидение стояло сегодня возле нас и кружилось около "Грифа", – заметил, понурив голову, утомленный капитан. – Если еще это повторится – на корабле возникнет паника.
– Парус с правого борта! – раздался крик матроса с мачты.
Часа через два навстречу "Грифу" попался парусный китобойный баркас "Альма". Посигналив судну, Любимов выяснил, что "Альма", под командой шкипера-датчанина, идет в Европу и зайдет за водою и дровами в Иолангу.
– Попросите судно остановиться и принять пассажира до Колгуева! – сказал Самойлов.
– Вам угодно покинуть "Гриф"? – спросил с презрением в голосе командир.
– Да! Я отправляюсь в Иолангу, капитан! – сухо ответил профессор.
Любимов, не взглянув на Самойлова, крикнул:
– Шлюпку