– Вампиров не существует, – добродушно усмехнулся профессор. – Но ты прав, данный объект действительно необычайно хорошо сохранился. Боюсь, пока у меня нет объяснения данному факту…
– А версий? – тут же подначил профессора его ассистент. Он прекрасно изучил старого хрыча и давно убедился, что больше всего уважаемый археолог обожает строить всякие гипотезы, объясняя необъяснимое.
– Версии найдутся, – довольно усмехнулся в бородку Грин. – Во-первых, древние шумеры могли владеть неким секретом, позволяющим им сохранять тела своих правителей. Нечто вроде египетского бальзамирования, но только гораздо более совершенное… Если я прав, это может стать темой для новой работы, вот именно… Когда я вернусь из Мексики, обязательно изучу этого царя поближе…
Профессор улыбнулся и налил себе воды. От подобных рассуждений ему всегда хотелось пить.
– А во-вторых?
– То есть? – поморщился профессор, отвлеченный от приятных мыслей.
– Вы сказали – «во-первых». Это значит, что должно быть и «во-вторых», – позволил себе слегка усмехнуться Саймон.
– А, ну конечно, – кивнул профессор. – Но вторая версия совсем не так интересна. Это может оказаться обычной мистификацией или случайным совпадением, и на самом деле этот человек умер не пять тысяч лет назад, а, допустим, в прошлом месяце. Правда, остается непонятным, как он в таком случае попал в этот саркофаг… Ладно, уверен, что вскрытие разрешит эту загадку.
Данный разговор касался саркофага с телом, присланным профессору с раскопок близ Евфрата. Точнее, того места, где он когда-то тек, – за пять тысячелетий его русло немного изменилось. Саркофаг отнюдь не выглядел очень ценным, да и саркофагом его можно было назвать разве что из жалости – по сути, обычный каменный гроб, всего с одной краткой надписью на древнешумерском. Единственным, что могло заинтересовать в нем, был его возраст. И, конечно, загадка, связанная с телом внутри.
Профессор назвал данного мертвеца царем. Сделал он это необдуманно – пока что не удалось найти ничего, указывающего на то, кем был покойник при жизни. Даже его имя все еще оставалось загадкой. Хотя сохранился он действительно очень хорошо. Кожа сильно попортилась, волосы за столько лет совершенно сгнили (если только он и при жизни не был лысым), одежда практически истлела, но в целом тело осталось неповрежденным. Тем более удивительно, если учесть, что профессор не нашел никаких признаков обработки, никаких бинтов, обычно украшающих египетских мумий, и прочей дряни.
При жизни покойник был высоким мужчиной с довольно приятными чертами лица. Сейчас, конечно, он выглядел настоящим монстром, но посмотрим, как будете выглядеть вы через пять тысяч лет после смерти. От одежды остались жалкие остатки, но по ним все же можно было понять, что когда-то этот труп занимал достаточно высокое положение в обществе. На это же указывала и гробница, – обычных крестьян так тщательно не хоронили.
– А что означает эта надпись? – с любопытством спросил Саймон.
– Ах да, надпись… – рассеянно пробормотал профессор, все еще погруженный в свои мысли. – Нечто вроде посмертной молитвы, если только я не ошибаюсь в переводе… Это ведь даже не древнешумерский, а, скажем… додревнешумерский. Самая заря цивилизации…
– Профессор, надпись! – укоризненно наклонил голову Саймон.
– Да, извини, – поморщился Грин. – Здесь написано «Да будет славен в веках Мардук Двуглавый Топор, Владыка Девяти Небес! Возьми и сохрани мою душу, пока не придет время вернуть ее обратно. Если будет на то твоя воля, я закончу то, что начал ты». Скорее всего, обычное надгробное слово, связанное с религией… Может быть, этот человек был жрецом Мардука? Думаю, это тоже заслуживает более подробного изучения…
Профессор прошелся по лаборатории, на минуту задержавшись возле полки с новыми образцами. Вместе с загадочным гробом было прислано еще несколько предметов, найденных в той же гробнице, – пара глиняных чашек, медный нож, глиняная табличка с нерасшифрованным текстом и маленький каменный ларчик. Он безразлично провел рукой по чашкам и ножу, с некоторым интересом приоткрыл ларчик и бросил мимолетный взгляд на табличку.
– Это тоже довольно интересный предмет, – задумчиво произнес он. – Та же самая письменность,