Звон в голове заслонил все остальные уличные звуки. Бенедиктинский наклонился за расколотыми очками, а когда он распрямился, то увидел, что старик дрожащими руками выдавливает из пачки таблетку валидола; его сумка, рядом с которой он сидел, валяется под лавкой, и почти все ее содержимое высыпалось на асфальт.
Алексей кое-как надел, оставшиеся без одной дужки очки.
Деду видать было совсем херово. Вон побледнел весь и сполз вниз.
Ладно. Вызову скорую – не изверг ведь.
Бенедиктинский только с третьего раза сумел набрать на своем мобильном «03» и в ожидании машины скорой помощи, зачем-то начал перебирать стариковское барахло. Наконец в руки ему попалась красная книжечка какого-то удостоверения.
Так. Петр Вениаминович Сказочников. Персональный пенсионер. Ага, так он и знал. Небось, пенсию свою заслужил в подвалах Лубянки. Ишь, как его задело. Бенедиктинский потер распухающее ухо и обернулся в сторону приближающегося звука сирены.
Он сделал еще глоток из бутылки и посмотрел на водителя скорой. Тот затянулся сигаретой и, глядя куда-то на далекие огни микрорайона, раскинувшегося по ту сторону МКАД, стряхнул пепел на землю.
В приоткрытой дверце красно-белой «газели» было видно, как врач, вытерев пот с лица, продолжил колдовать над стариком.
Подошел автобус. Последний. Бенедиктинский вскочил на заднюю площадку и, вывернув шею, еще долго смотрел на удаляющуюся остановку, пока та не скрылась за поворотом.
Глава 2
СТЕПАНОВКА
Ворошиловградская обл. Игнатьевский р-н. деревня Степановка. 11.08.1937 г.
Он остановился и, приложив руку к козырьку фуражки, принялся рассматривать белеющие на околице хаты. Вон та, третья слева от водокачки, его.
Мать, наверное, еще в поле, а вот сеструха точно чего-нибудь насчет ужина кумекает. А может, уже наварила борща на мосталыжках.
Петр посмотрел на командирские часы, которые ему вручили в прошлом месяце, как отличнику боевой и политической подготовки. Ну да, время уже. Вон и колхозные телеги с бабьем в Степановку потянулись. Мужиков-то из их деревни всех в гражданскую повыкосило. Вот и его отца тоже. А те, что остались, на шахтах в Усть-Каменском уголек рубают.
Сказочников обернулся. Со стороны поселка к нему на приличной скорости мчался велосипедист, за которым тянулся шлейф пыли.
Ух ты, только коленки сверкают.
Метров за пятьдесят до Петра велосипедист начал сбавлять скорость и, наконец, затормозил возле него.
– Здравия желаю, товарищ командир, – на Сказочникова из-под кепки смотрели серые водянистые глаза, почти полностью растворяющиеся на таком же сером от пыли лице. И вообще, заставь Петра кто-нибудь описать незнакомца на следующий день, ничего особенного он вспомнить бы не смог. Поношенный френч, брюки-галифе – так все сейчас одеваются.