Я села на одну из скамеек, затем опустилась на колени, и в них впились пучки жесткой шерсти. В нише с одной стороны кафедры были три резные фигуры: посередине Дева Мария и два святых по бокам, чьи руки были сложены на груди, а взгляд направлен на Деву Марию. Я сложила руки вместе, как в детстве, надеясь, что снова смогу ощутить ту же уверенность и то же спокойствие, которые чувствовала тогда. Я начала молиться. О мире, конечно, и о Роберте. Я знаю, что ему скучно. И подозреваю, что одиноко. Ни в поместье, ни в деревне не было детей его возраста, чтобы поиграть.
Я пыталась привлечь детей из Бромсвелла и Мелтона в наш особняк, но ничего не вышло. Видимо, их родителей эта идея не особо увлекла.
Я помолилась за сына, а затем попросила совета. Мне нужно было знать, куда идти и зачем, хотелось хоть какой-то осмысленности и взаимности. Но сегодня мои молитвы совсем не складывались – даже больше, чем обычно. Неуклюжие, тяжеловесные, не знающие, к кому обратиться. Я вышла на улицу и заметила, что машина уехала, хотя скрежет дворников как будто бы никуда не делся и доносился как отдаленное эхо.
Лайонс ждал меня на станции, как мы и договорились. Безусловно, ему любопытно, чем же я занимаюсь каждую неделю во время своих выездов. Но думаю, ни ему, ни кому бы то ни было еще невдомек, зачем же я на самом деле куда-то езжу.
Когда поезд прибыл, шофер помог мне зайти в вагон и нашел мое место. Из-за того, что предыдущий поезд отменили, людей набилось гораздо больше обычного. Лайонс стоял на платформе, руки по швам, и ждал, когда вагон тронется.
Втроем мы, наверное, представляли странную процессию. Сначала шел Лайонс с плетеным стулом. Потом Роберт и, наконец, я. Стул поставили на вершине холма, чтобы я наблюдала за раскопками. Роберт сел у моих ног, а Лайонс – на корточках рядом. Было намного холоднее, чем накануне, хотя облака висели высоко и почти неподвижно. Я надела перчатки из овчины и самое теплое зимнее пальто, которое застегнула под горло.
Мужчины уже начали копать, когда мы пришли. Пока что, правда, они не обнаружили ничего, кроме кроличьих скелетов. Кости переплелись так, что находка напоминала птичье гнездо.
Роберт почти не шевелился и смотрел на мужчин за работой. Ни разу я еще не видела его таким поглощенным. Я все боялась, что он будет мешаться, но раскопки его, видимо, по-настоящему увлекали.
Мистер Браун опустился на землю и приблизил к ней лицо – явно на что-то наткнулся. Из заднего кармана он выудил кисточку и начал смахивать землю. Лицо его, казалось, еще больше заострилось, а я почувствовала явное возбуждение – во мне загорелось чувство надежды и пытаться его затушить было слишком поздно.
Я приподнялась, уперев руки в подлокотники плетеного кресла.
– Что там, мистер Браун?
– Что-то есть, – ответил он приглушенным голосом. – Но черт… Только Богу известно, что это.
Мы втроем подались вперед. Мистер Браун еще пару минут работал кисточкой, а затем остановился.
– Вот, –