– Ты, что, пап, ночь же?! – спросонья спросил сын.
– Ничего, самое время, – ответил Евгений Петрович.
– Слушай, сынок, – сказал он, когда они расселись на кухне.– другого выхода не осталось – тебе надо бежать.
– Куда? – сын устало посмотрел на отца, – достанут везде. Еще хуже будет.
– Хуже смерти, сынок, ничего нет. А бежать тебе надо за границу. Мир большой, по всему земному шару из-за ста тысяч шарить не будут. Себе дороже.
– Пап, ну какая заграница, кто меня пустит?
– А спрашивать не надо, – все продумал Евгений Петрович, – берешь турпоездку, остаешься в стране, переходишь любую границу- в Европе их нет, бежишь куда-то, живешь нелегалом. Тысячи людей живут нелегалами. И твоим браткам нелегала труднее найти – он же не где не зарегистрирован…
Сын понял.
– А маме что скажем?
– Скажем, что уехал зарабатывать этот долг куда-нибудь на камчатку. Завербовался в золотодобытчики.
– Тебя, пап, достанут, – с тоской сказал сын.
– Знаешь, сынок, я во многом перед тобой виноват. Виноват, что с детства не воспитал тебя нормальным человеком, что не дал тебе хорошей работы, что не оградил тебя от этих авантюр…, Виноват, сынок, что не накопил за всю жизнь больших денег, чтобы самому спасти тебя от разных неприятностей. Но я тебя люблю. Теперь надо расплачиваться…
***
Прошел год. Ничего не знал Игорь о том, как развивалась эта история, не знал о судьбе Евгения Петровича. Спустя некоторое время после последней их встречи в кафе, Игорь эмигрировал в Израиль, неплохо там устроился. Но там хватало проблем, что бы еще интересоваться оставленной навсегда Родиной.
Игорь приехал, чтобы посетить могилу родителей, что-то в последнее время заела по ним тоска. Была зима. Кладбище сияло в белом одеяле снега. Одеяло, которое укрыло похороненных здесь, не на ночь – навсегда. Грустно было. Очень далеко он уехал теперь от родителей, от тех немногих еще друзей, которые уже лежали здесь. И сюда он никогда не ляжет. Возможно, больше никогда не приедет. Два памятника с деревянными крестами почему-то остановили его взгляд. Какое-то шестое чувство заставило его протоптать к ним тропинку, поспешно устремляясь к этой могиле.
«Заикин Николай Евгеньевич, родился, тогда-то, погиб тогда-то»
«Заикин Евгений Петрович, родился тогда-то, умер тогда-то» – прочитал Игорь. Разница в датах смерти была в три месяца.
Привет от папы
Иван Афанасьевич
Серая пелена мартовского утра медленно вползала в забрызганное дождем окно. Больше всего Иван Афанасьевич боялся именно этого часа. Приходилось просыпаться. И длинный как казнь день предстояло прожить. Предстояло проснуться. Провыть волком. Проснулся
(Иван Афанасьевич был парализован) внезапно и страшно. Иначе он бы успел (это он так думал сейчас), что-нибудь с собой сделать. Да даже броситься из окна своего третьего этажа вниз. Нет, так бы не разбился. Ну, перерезал бы вены, медленно умер. Да, это было бы лучше. Да, хоть как-нибудь