– Стань таким, как прежде! Будь тем, кого твой отец сделал своим наследником! – кричала она. – Сбрось этот кокон ритуалов, избавься от опиума, от которого воротят свои носы все вельможи и который ставит под сомнение твои способности править. Ты такой же воин, как твой отец! Хватит думать о том, что скажут звезды и сможешь ли ты оправдать надежды Бабура! Просто делай свое дело!
Она перестала хлестать его, но острая боль развеяла туман в голове. Слова, вначале казавшиеся бессмысленными, начали обретать значение. Снова и снова звучали они в его голове, а с ними возникали образы прошлого, связанные с ними, – упоительный восторг, который он всегда испытывал от сражений, или от тренировок с придворными, или от скачек верхом на охоте с отцом; весь этот стремительный, реальный мир, к которому он однажды принадлежал…
– Откажись от опиума, Хумаюн… он тебя разрушает. Где ты его хранишь?
Постепенно до него стали доходить осторожные предупреждения со стороны, когда много месяцев тому назад Касим и Байсангар советовались с ним по поводу назначения правителя Бенгала. Если бы падишах обдумал кандидатуру сам, смог бы он понять какие-то нюансы или дать какие-то указания, предотвратившие восстание Шер-шаха? Или, возможно, Шер-шах как-то узнал о том, что он потерял интерес к тому, что происходит в Бенгале… Рука Хумаюна медленно потянулась к медальону на шее. Сняв украшение, он протянул его Ханзаде. Потом, так же медленно, подошел к еще открытому шкафчику за бутылкой с темной, почти пурпурной жидкостью, мерцающей внутри. Сколько удовольствия она ему принесла, сколько знаний… открыла ему столько восхитительного… Неужели она столь разрушительна, как заявляют Касим и Ханзада?
– Отец тоже принимал опиум… – медленно произнес он, повернув бутылку.
– Да, но не так много, как ты… Бабур не позволял ему управлять собой и диктовать, что делать. Твой отец никогда не пренебрегал доверенными людьми и соратниками, не рисковал своими военачальниками и придворными ради опиума. Но этот дурман поработил в тебе властителя. Ты стал зависимым… словно тот, кто, сделав глоток вина, не может остановиться, пока не опустошит весь бурдюк. Хумаюн, тебе надо остановиться, или это тебя уничтожит. Ты потеряешь империю, которую создал твой отец. Откажись от опиума, пока не поздно!
Падишах продолжал смотреть на жидкость в бутылке, хранящей в себе все тайны и удовольствия мира. Но взглянув на заплаканное лицо Ханзады, он увидел, как она расстроена и напугана. Он знал, что тетя боится и за него, и за династию, частью которой была и ради которой страдала. Постепенно к нему стало приходить понимание, что она права, что прав Касим и все остальные, выражавшие свои опасения, – и пары опиума в его мозгу начали испаряться. Он должен быть сильным, сильным внутренне, и не нуждаться во внешних помощниках. Вдруг ему больше всего захотелось вернуть уважение Ханзады, ее одобрение. Он устыдился того, как